— Норман, мне было так хорошо пребывать в неведении, — с сожалением вздохнула Дженни.
— И сейчас все очень хорошо. Я так даже чувствую себя еще лучше. Ты меня любишь. Меня самого, отдельно от моих денег.
Что-то коснулось ее ноги, и Дженни рассеянно посмотрела вниз. Ручной голубь, распустив перламутровые перья, безуспешно пытался выдернуть ниточку, торчавшую из обшлага холщевых брюк Нормана. Брюки были самыми обычными, по крайней мере на вид.
Он вообще старался не выделяться. И в общении с людьми держал себя очень просто. Так, что любой чувствовал себя с ним легко и непринужденно. И очень трудно было предположить в нем богача, который мог купить весь их городок целиком.
— Уж, конечно, я полюбила тебя не за твои деньги. Да и как я могла предположить их у тебя. Я же не рассматривала, в отличие от других, этикетки на твоей одежде, — язвительно сказала Дженни. — Мне не показалось, что ты как-то по-особому одет. Остановился ты во второразрядном отеле, и я не заметила, чтобы ты разбрасывал деньги направо и налево. Я совсем ничего не понимаю, — пожаловалась она.
— Я тебе все расскажу, — успокоил ее Норман. — Только я люблю тебя все больше и больше. Мое сердце просто тает от любви. Ты — это что-то потрясающее. — Он прижался щекой к ее волосам, вдохнул их аромат, взял ее за руку и тихонько повел по тропинке к дому. Дженнифер шла, механически переставляя ноги, мимо банановых деревьев, папайи и пышных кустов жасмина.
— Но почему все-таки… — Дженни остановилась, прижав руку к груди. Ее мысли и чувства находились в полном беспорядке. — О, столько всяких 'почему', что я не знаю, с какого начать, — с грустным вздохом сказала она.
— Сейчас сядем на скамеечку на веранде, и я все тебе по порядку расскажу, — пообещал Норман, растроганно наблюдая ее замешательство.
Когда они уселись наконец на широкую скамью, сплетенную из стеблей ротанга, со стаканами запотевшего ананасового сока в руках, он обнял ее за плечи, прижал к себе и с наслаждением вытянул свои длинные ноги.
— Я начинал, не имея ничего, на что мог бы опереться, и рядом не было никого, кто мог бы мне помочь, — обстоятельно начал он. — Не отказывался от любой работы и вкалывал как одержимый, как будто мне был отпущен жизнью короткий срок. Я хотел доказать, что могу добиться всего, чего захочу.
— В первую очередь родителям, наверное? — спросила Дженни осторожно.
Губы Нормана сжались, и он не ответил. А Дженни не стала настаивать. Тяжело вспоминать о прошлых обидах. Да, в конце концов, почему он должен был доказывать что-то родителям? Может быть, он хотел самому себе доказать, что представляет собой личность.
— Банк, в котором я сейчас работаю, принадлежит Боулинзам. Сначала я был там простым служащим, продолжал Норман, мелкими глотками отпивая сок. — Теперь я полноправный компаньон, руковожу Эдинбургским отделением. Когда я говорил, что моя работа связана с денежным риском, это была правда. Я принимаю решение о финансировании того или иного клиента или компании. Основываясь на своем опыте и компетенции, я оцениваю их надежность. И если ошибусь, это будет дорого стоить банку. До сих пор, впрочем, я не ошибался. По-крупному, во всяком случае. В общем, банк процветает. В результате ряда удачных операций его капитал увеличился в несколько раз. Словом, я не подвел своего приемного отца. Благодаря мне он стал даже намного богаче.
— Теперь понятно. Слава Богу, ты не играешь на бирже, — облегченно вздохнула Дженни. — Но… та наследница… Она отказалась от тебя, когда ты еще не был достаточно богат?
— Нет, наши состояния оценивались примерно одинаково.
Дженни вскинула брови. Да, с той несостоявшейся свадьбой Арабелла здорово напутала.
— Но тогда… почему же она оставила тебя?
— Не знаю. Я действительно не понимаю до сих пор, что произошло. — Норман пожал плечами. — Она убежала тогда прямо с венчания, и больше я ничего о ней не слышал. До того момента, когда она вдруг нашла меня на нашей свадьбе. Меня позвали к телефону. Это звонила действительно Элизабет. Ей в голову пришла бредовая идея, что я женюсь из-за денег на баснословно богатой невесте и собираюсь воспользоваться ее состоянием, оставив бедную девушку ни с чем. — Норман невесело усмехнулся. — Она грозила закатить небывалый скандал.
— Ты любил ее? — спросила Дженни робко.
— Пожалуй, нет. Но она мне нравилась. Я только теперь понимаю, что значит любить по-настоящему. Но тогда мне казалось, что мое чувство достаточно глубоко. И она обожала меня! Нам было хорошо друг с другом. К тому времени каждый из нас уже приобрел печальный опыт общения со своеобразным типом людей — охотниками за богатством. — Норман досадливо поморщился. — И нас устраивало, что ни один из нас не ищет выгоды в этом браке. Жизнь учит осторожности, знаешь ли.
— Так вот почему при встрече со мной ты ни единым словом не обмолвился о своем богатстве! — Дженни сосредоточенно потягивала холодный сок. Ну что ж, Нормана можно понять. Он боялся очередного горького разочарования. На нее навалилось столько новых сведений, что она и не пыталась осмыслить их все сразу. Потом все уляжется и встанет на свои места. Однако собственное положение продолжало тревожить ее. Как-то теперь сложится их судьба? Полная неизвестность.
— Ну, это совсем не так, — поправил ее Норман. — Вообще-то я приехал в Ирландию просто отдохнуть. В бесконечных делах и погоне за новыми миллионами я вдруг понял, что начинаю что-то терять. Радость жизни, что ли. Ощущение ее простоты и естественности.
Дженни быстро взглянула на него. Ей показалось, что он что-то недоговаривает. Норман выглядел грустным и замкнутым. Она разочарованно подумала, что он все-таки не до конца доверяет ей.
— Я спешил все время, и само существо жизни, ее стержень стали ускользать от меня. — Норман улыбнулся. — Зато там, в вашем городке, я нашел все, чего мне недоставало. Вот хотя бы давно забытое удовольствие беспечной болтовни с незнакомыми прохожими. Ведь я почти разучился говорить о всяких милых пустяках: о погоде, о ценах на рыбу, предстоящей ярмарке. Не помню даже, когда до этого я говорил с кем-нибудь просто так, не о деле. Я настолько привык ценить время, что перестал ценить все остальное. А там я наконец остановился. И огляделся вокруг. И вспомнил, что море пахнет водорослями и рыбой и какое это удовольствие бродить босиком по берегу и рыбачить в дождь с близким другом. С тобой. Которая понимает и ценит все настоящее, главное. — Норман склонился к Дженни и поцеловал ее в висок. — И что дружбу не купишь никакими деньгами. И как это чудесно — почувствовать приближение любви и мечтать о том, чтобы быть всегда вместе. А потом уже серьезно и с умилением думать о девушке, как о будущей жене. И — никуда от этого не денешься — мечтать о детях. Именно это мне и было нужно. — Норман сжал ее плечо, не замечая, что делает ей больно. — Я уверен в этом. Я убежден в этом, как никогда прежде.
— Отец сказал, я часть выкупа… — Дженни безжалостно спустила Нормана с романтических высот.
Он скривил рот в горькой усмешке.
— Ну, это я так ему объяснил. Мне нужна была только ты…
— Почему тогда ты угрожал мне? Говорил, что не отпустишь, потому что иначе останешься ни с чем?
— Но так оно и есть! — воскликнул Норман. — Я бы лишился любви, и твоей нежности, и дружбы, и возможности обожать тебя, и надежды на мир в своей душе.
— О, Норман! — Дженни никак не ожидала получить такое простое объяснение казавшимся ей такими сложными обстоятельствам. — Так ты это имел в виду?
— Конечно. Но разве твой отец смог бы это понять? — Норман покачал головой. — Он, между прочим, был в курсе моего финансового положения, и я взял с него слово молчать до поры до времени под страхом самых неприятных для него последствий. Ведь он очень боялся разоблачения своих таможенных операций. Тогда, кстати, он бы потерял все.
— Так вот почему отец так настойчиво уговаривал меня. И почему я оказалась все-таки 'умной девочкой', — вспомнила Дженни с неприятным чувством.
— Пустяки. Не придавай значения. — Норман ласково погладил Дженни по голове. — И как Фрэнк обрадовался, когда я предложил ему отдать только половину — в качестве приданого! Только я вовсе не его пожалел, а твою мать. — Норман посуровел. У губ пролегла горькая складка. — Скандал тяжело отразился бы на ней. А она и так достаточно вынесла от твоего отца, чтобы страдать еще и из-за этого. Твое приданое
