команду китайцев метелить после того, как браконьеры-нарушители застрелили на границе начальника одной из погранзастав. Правда, замполит категорически опровергал такие слухи и грозил наказанием за подобное нарушение социалистической законности и боевого устава.
Нарушителя учуяла собака, а Славка с напарником, наведя автоматы на кусты, побудили китайца выйти с поднятыми руками. Малорослый, худой мужичонка лет сорока втягивал голову в плечи, испуганно моргал и буквально трясся от страха. Странно, но ни Славка, ни его напарник в этот момент не испытывали ни малейшей жалости. Это был чужой, который незваным явился на нашу землю, чтобы грабить её и оскорблять самим фактом своего присутствия. Если бы он дал хоть малейший повод, двое крепких русских парней отдубасили бы его до полусмерти или вообще пристрелили.
По паре пинков и затрещин они все-таки навесили. Сколько Славка ни вспоминал этот эпизод, никогда не испытывал раскаяния или стыда. Ну да, безоружный, неопасный, сразу сдался, – а не ходи в наш огород, ноги повыдергаем! Да и не в гости пришел, не за хворостом, в кустах оказался джутовый мешок с петлями из отожженного стального тросика. Понятно, не от хорошей жизни китаец полез через кордон, в северных районах Китая жизнь не сахар – нищета, безработица, суровая зима, комариное лето. А нам какое дело? Наша земля, тайга и олени тоже наши, хоть и дикие, да самим нам нужны. И браконьеров своих хватает, вон собственное начальство тоже не промах, не упустит случая положить изюбра.
Призвали его охранять советскую границу, а вернулся уже с российской и в совсем другую страну. Вначале приуныл: сварщики без опыта никому не нужны, везде сворачивается производство. Образования нет, а спрос только на бухгалтеров, юристов и торговых агентов. А кормиться как-то надо. Совсем уже собрался в охранники идти, поскольку красить трубы на разоряющихся заводах тоже перспектива нулевая. Но дошел до друзей-альпинистов и узнал, что спрос на верхолазные работы как никогда, просто огромный. Вдоль центральных улиц фасады расцветали рекламными панно, вывесками и декоративной облицовкой.
Еще одно интересное обстоятельство выяснилось – некоторые ребята совершенно отказались от традиционной халтуры, в бизнес подались. Кто туристическое агентство завел, другие, сбросившись, открыли на паях магазин спортивного снаряжения, завозя австрийские лыжи, швейцарское горнолыжное снаряжение и французские акваланги. А некоторые, особенно кандидаты наук (таких среди альпинистов навалом), разные физики-математики, так и вовсе компьютерами торговали, занимались строительством и учреждали товарно-сырьевые биржи.
Городские власти раз в квартал устраивали аукционы, продавая места под рекламу. Звучало это примерно так: 'Восемьдесят квадратных метров на стене жилого дома, место расположения – угол проспекта Ленина и улицы Толмачева, начальная цена – один миллион рублей'. Объявления такого рода с перечислением всех лакомых для рекламодателей мест городские власти печатали в 'Вечерке'. После аукциона также через газету объявляли, кто стал победителем.
Вначале Славка с приятелями ходил по объявленным победителям, но нередко их опережали конкуренты, знакомые ребята-скалолазы. А потом он отправился прямо на аукцион, ведь тот был открытым, и прямо на месте подловил радостных арендаторов рекламных площадей. Те в нетерпении рыли копытами паркет, так им хотелось побыстрее воплотить свои чаяния в жизнь. Славка прямо на месте подсовывал заранее подготовленные договора, в которые следовало только проставить реквизиты и сумму прописью. Довольные президенты и генеральные директора подмахивали не глядя и, мощно дыхнув на вынутую из кармана круглую печать, придавали документам юридическую силу.
Тогда Славка впервые выехал за границу. Два года, за вычетом времени, проведенного в учебке, он смотрел на сопредельную сторону в пограничный бинокль, видел чужую землю и был уверен, что ступить на неё вряд ли удастся в ближайшие годы. Оказалось, ничего подобного, оформляй загранпаспорт, получай визу и 'хочешь – катай в Париж и Китай'! А ведь ещё совсем недавно выезд в Гималаи считался мечтой, к исполнению которой надо стремиться всю жизнь.
Решение об экспедиции советских альпинистов на один из восьмитысячников принималось на уровне ЦК КПСС, чуть ли не на Политбюро. Тщательно подбиралась команда – лучшие из лучших, политически благонадежные и достойные представлять всю общность советских людей. Выделялись средства, валюта, кураторы из партийных и комсомольских инстанций; чиновники из спорткомитета совершали вояжи, согласовывая и уточняя; собирался штаб, решавший вопросы транспорта, связи, материального снабжения и медицинского обеспечения; на центральном телевидении готовилась корреспонденская группа из проверенных людей, которые отродясь в горах не бывали…
Весь советский народ, затаив дыханье, следил за трудным походом, восторгался героизмом и мужеством своих соотечественников, преисполнясь гордостью за свою великую страну. А ребята тем временем шли наверх в соответствии с утвержденным графиком, больше всего опасаясь не камнепада или шквального ветра с сорокаградусным морозом, а сидевших в обогретой штабной палатке ответработников, которые могли запросто прервать восхождение, лишь бы что не случилось. Если восхождения не получится, это, конечно, плохо, но если произойдет ЧП, кто-нибудь погибнет, не дай бог, это может отразиться на карьере. Скажут: опозорил на глазах у целой заграницы, не достоин, получи выговор и отправляйся подымать уровень физкультуры среди сельских жителей Бурятии.
Так что альпинистам приходилось постоянно оглядываться на присутствующих чиновников, держать бодрый вид и молиться о хорошей погоде. А рядом стояли лагеря немцев, японцев, американцев, уже ушли вперед голландцы с французами, на подходе были новозеландцы и швейцарско-австрийская команда… Как эти могли обходиться без чуткого руководства, без организующей и направляющей? Загадка.
Потом была помпезная встреча, раздача орденов, присвоение званий Заслуженных мастеров спорта, бестолковые телефильмы, состоящие главным образом из интервью в штабной палатке. Все как положено – и награждение непричастных, и наказание невиновных. Поскольку на таких сверхсложных и супертяжелых восхождениях неизбежны травмы, обморожения и тому подобные неприятности, омрачавшие в глазах начальства вкус победы и в неверном свете показывающие наших людей, очерняющие, прямо сказать, советскую действительность, позорящие наш спорт и кладущие грязное пятно на честь, ум и совесть, то взыскания тоже раздавались направо и налево.
Поэтому за восхождением неизбежно тянулся шлейф взаимных обвинений, перепихивания ответственности сверху вниз и с больной головы на здоровую. Стрелочники в конце концов отыскивались, получали на полную катушку и долго потом ходили в поисках правды. Им сочувствовали, но помочь ничем не могли.
И вдруг все переменилось. Железный занавес поднялся, и не только челноки с баулами хлынули через границы, не только отдыхающие, бизнесмены и гастарбайтеры, но и любители путешествий и приключений. И пресса сразу охладела к альпинистам, лишь изредка сообщалось, что наши альпинисты из Красноярска или Челябинска покорили очередной восьмитысячник. Раньше этих провинциалов и близко не подпустили бы к советской сборной, а теперь пожалуйста, лазят и разрешения не спрашивают.
Но, по большому счету, альпинистам стало трудней. На Кавказе стреляли, в горном Таджикистане шла кровопролитная гражданская война. С возникновением новых суверенных государств возникла и масса новых проблем, и оказалось, что экспедиция на гималайскую Канченджангу немногим дороже, чем на пик Победы, зато престижней и интересней.
Года полтора у городских верхолазов было полно работы, а потом все центральные улицы оказались увешаны вывесками, площади под настенную рекламу арендовались на длительные сроки, и заказов у альпинистов значительно убавилось. Но к этому времени начал уже обозначаться кое-какой порядок, и появилась малярная работа на радиостанции. Правительственная связь деньги из бюджета получала практически вовремя. И Славка стал небесным маляром.
Ночью он проснулся, словно сработал какой-то внутренний сигнал. Сел в темноте на кровати, слушая тишину. В боку слегка болело, ребра срастались, наверное. Славка представил, как маленький человечек в черном комбезе карабкается по ребрам, словно по балкам, потом привязывается страховкой и начинает маленьким электродиком заваривать место перелома. Электрическая дуга трещит и сыплет искрами, а кажется, будто болит.
Славка поднялся и принялся неторопливо одеваться в полной темноте. Он мог бы и глаза не открывать,
