наоборот, он принялся быстрыми взмахами растопыренной ладони вколачивать в него нормы поведения. Несмотря на двойные стекла и меховой шлем, визг чуть не оглушил Славку. Он сплюнул вдоль стены и с максимальной скоростью поднялся на крышу.
Теперь он спускался с противоположной стороны дома. Имелся небольшой риск, что его могут увидеть люди, сидящие в машинах. Красные искорки сигареток светили сквозь ветровые стекла. Но Славка рассчитывал, что льющийся из окон свет оставляет в темноте пространство между ними. Да и кому надо пялиться на шестой этаж, голову задирать?
Тихо жужжа колесиками блока, он скользнул на нужный уровень. Окно слева было темным, а вот справа светилось. В распахнутую форточку тянуло ароматным табачным дымом, доносились голоса. Славка зацепился пальцем за край оконной ниши и подтянулся поближе, прислушиваясь.
– Двести тысяч как минимум, – внушительно выговаривал густой баритон, – это всего за день. А за неделю, даже с учетом двух законных выходных? Мил-ли-он! – торжественно произнес по слогам, словно объявлял о вручении Государственной премии.
– Где ты миллион увидал? – хрипло возмутился невидимый собеседник. Во сне?
– Давай-ка на 'вы', на 'ты' со своими бойцами будешь, – выразил неудовольствие баритон. – Все сосчитано, просчитано, записано. Не надо, понимаешь, лапшу развешивать, не в налоговой инспекции.
– Откуда такие цифры вообще? – горячился хриплый. – Откуда?
– От верблюда, – спокойно ответил баритон.
– От козла, скорей всего. – Хриплый обиженно помолчал. – Да для таких оборотов надо не знаю сколько иметь всего.
– Знаешь, – равнодушно возразил баритон, – давай прикинем на пальцах? Посчитаем. Через оптовый рынок в день у тебя прокачивается три-четыре машины водки да ещё одна по точкам разбрасывается. Круглым счетом тысяча ящиков. По сотне с каждого. Итого: сто тысяч. Автостоянки, мини-рынки, уличная торговля, доля за 'крышу' и так далее. Может, тебе калькуляцию представить, или свой бухгалтер имеется?
– А тратить, выходит, я не трачу?
– Тратишь, – милостиво согласился баритон. – Особняк – триста пятьдесят тысяч долларов, кадиллак, не знаю за каким хреном, ферма в Бургундии, девочки… Тратишь, как не тратить. А куда девать-то такую прорву?
– И чего ты хочешь? – хриплый, похоже, усвоил полученную информацию.
– Каждый понедельник, начиная с ближайшего, двести пятьдесят тысяч наличными. Сам понимаешь, такая 'крыша' не может быть дешевой.
– Ой, не могу! – раздался хриплый смех. – Это я половине города 'крышу' даю, понял? На хрен ты мне сдался? Да я за штуку баксов любую бумагу получу, а то и дешевле, любую налоговую куплю со всеми налогами.
– А ты не куражься, – миролюбиво предложил баритон, он тоже давно перешел на ты, – сам знаешь, как под 'крышу' идут – добровольно и с песнями. Сейчас сколько времени? О, как раз на Уктусе милиция берет твой ликеро-водочный заводик. Самый, правда, маленький из восьми. Но это пока, для начала. А на следующей неделе тормознут КамАЗ с твоей таракановкой. А в среду в горадминистрации будут решать вопрос с платными стоянками. Планируется к сносу пока только пять из тех, под котоpые землеотвод не офоpмлен. Две из них твои. Сказать, которые?
– А чего ты пугаешь, чего пугаешь? Я сам могу пугануть кое-чем!
Славке нестерпимо захотелось посмотреть на ссорящуюся парочку. Сейчас, когда они поглощены друг другом, самый подходящий момент. Он подтянулся и осторожно заглянул в окно, только наполовину закрытое выгоревшей шторой. Другая половина тряпки была отдернута, чтоб распахнуть форточку.
В бедно обставленной комнате на столе торчала плоская черная бутылка в золотых позументах, стояло немного посуды с едой, которую Славка не успел рассмотреть. Один из собеседников, хриплый, сидел к нему спиной, а по другую сторону стола располагался солидный мужчина в благородно-сером костюме – пиджак наpаспашку, в белоснежной рубашке и при галстуке. Его немолодое лицо показалось Славке знакомым. Солидный прикурил сигарету и, презрительно сморщившись, выпустил перед собой в сторону хриплого струю дыма. Откинулся на спинку стула и, словно игнорируя своего визави, скучающе посмотрел мимо него. И встретился взглядом со Славкой.
Вначале его лицо окаменело, только обессилевший дымок сползал с отвисшей губы. Потом глаза полезли из орбит, и он стал гневно раздуваться, как воздушный шарик, того и гляди лопнет. Слов, видать, не находил от возмущения и ярости. Славка поспешно оттолкнулся от окна, с запозданием осмыслив свою ошибку. Конечно, из освещенной комнаты не видно, что происходит на улице. Но только если никто не суется прямо в луч света, падающий наружу. Тут он оказывается подсвеченным и прекрасно видимым.
Славка развернулся в воздухе, уронив смотанный конец шнура вниз. Секунду он размышлял, куда двигаться: вверх, на крышу, или съезжать на землю? Наверху оставалась сумка, а внизу стояли машины с людьми. И он потянул веревку, поднимая себя на блоке. Со звоном распахнулось окно, раздалась ругань. Кто-то, далеко высунувшись, ловил веревку. Поймал и с силой рванул на себя, не подозревая, что, наоборот, поднимает беглеца, а не стаскивает. Последовало ещё несколько сильных рывков, Славка ударился блоком о крюк у кpомки кpыши и застрял в таком положении.
Рывки снизу не давали спокойно отцепиться. Тогда он полоснул по деpгающейся веревке ножом и перекатился на крышу. Глянул вниз. Там вспыхивали фары машин, открывались дверцы, люди бежали к подъезду. Словно муравьи суетились в растревоженном муравейнике – мелкие и много. В основном, надо полагать, муравьи-солдаты. Славке сразу вспомнился научно-популярный фильм про муравьев. Там они жестоко и чрезвычайно быстро разделались со здоровенным кузнечиком, запрыгнувшим в их обиталище. За две минуты руки-ноги отвинтили, потом за голову принялись…
Славку мороз продрал от подобной ассоциации, он подхватил сумку, на ходу бросив в неё отстегнутый блок. Дверца, ведущая на лестницу, трещала под ударами. Он судорожно зашарил в сумке, разыскивая второй моток шнура. Еще можно было успеть привязать конец и съехать вниз. И тут Славка с ужасом вспомнил, что обрезанный конец и был запасным. Он ведь вчера лез к Белому на второй этаж прямо по стенке и веревку всерьез использовать вообще не собирался, вот и положил в сумку всего один моток. А после ночи и дня с Татьяной отправился сюда с тем набором снаряжения, какой имелся.
В руку попал накидной ролик. Такой вариант отхода Славка тоже предусматривал, но всерьез не предполагал его использовать. Прочность натянутой с крыши на крышу проволоки не внушала доверия, процент риска был велик. Но то, что боевые муравьи открутят кузнечику, Пауку то есть, голову, гарантировалось вообще на сто двадцать процентов. Поэтому Славка помчался по плоской крыше в дальний её конец, на ходу вытаскивая приспособление за треугольную рукоятку.
Сзади с хрустом переломилась палка, подпиравшая дверь. Несколько человек с криками выскочили на крышу, рассыпались по сторонам, выискивая жертву. Славку заметили и в потемках. Щелкнул выстрел, второй. Пуля свистнула мимо. Резко метнувшись в сторону, потом в другую, Славка зигзагом достиг железной стойки, к которой крепилась проволока и подвешенный к ней кабель. Пощупал пальцем, направляя ролик, посадил его на проволоку и, оттолкнувшись от кромки крыши, понесся в темноту, повиснув обеими руками на рукоятке.
Этот бpосок в неизвестность был чистейшим безумием. Только стpах неминуемой смеpти мог толкнуть на столь отчаянный поступок. Если бы не начали стpелять, Славка, возможно, и не pешился бы шагнуть с кpыши. Впpочем, он видел пpи свете дня, куда тянется пpоволока с подвязанным кабелем, но выдеpжит ли она его вес? А что ждет в конце, на кpыше пятиэтажки? Может, там штыpь тоpчит, и он нанижется на него, как жучок на булавку юного натуpалиста.
Сеpдце ухнуло вниз и, казалось, остановилось. Живот закаменел. Холодный встречный воздух вышиб слезы из глаз. Ролик трясло и колотило на скрепах, поддерживавших кабель. Каждый pаз казалось, что сейчас он соскочит с пpоволоки. Славка поджал ноги, выставил ступни вперед, подтянулся на согнутых в локтях руках, сгруппировался перед неизбежным ударом. Пятиэтажка летела навстречу с реактивной скоростью. Светлые квадpатики освещенных окон стpемительно pосли, увеличивались в pазмеpах.
Славка с грохотом врезался в шифер, пробив ногой дыру, сильно ушиб бедро и локоть. Больше всего он боялся налететь на железную стойку, к котоpой кpепилась пpоволока. Запpосто мог ноги пеpеломать. Сполз
