кончика иглы сорвалась тонкая струйка. Он подмигнул Славке, кусающему от боли губы: – Ничего, сейчас легче будет. А штаны у тебя и так все изодраны, все равно выбрасывать, верно?
Горячая волна прошла по телу после укола. Славка почувствовал, что боль и вправду уходит, хоть в ране на ноге ковыряли каким-то инструментом. Противно пахло спиртом. Похоже, с его помощью смывали запекшуюся кровь, и он, испаряясь, холодил кожу. Славка расслабленно лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к отрывистому разговору медиков, понимавших друг друга с полуслова.
– Смотри, явно пулевое, – сказал парень. – Вот входное, а вот выходное. Навылет прошла, можно бинтовать. Только мягкие ткани, мышца, а кость не задета. Что хоть тут у них было?
– Да ясно что, – пренебрежительно отозвалась женщина, – разборки очередные. Все наши деньги поделить не могут, сволочи. А вот резаная. неглубокая совсем. Может, скобками ее?
– Давай скобками. Пытали его, что ли, весь в крови? Ну-ка, сидеть можешь?
Славка понял, что обращаются к нему и тянут за лацканы куртки, пытаясь усадить. Он не сопротивлялся, но и не помогал, ощущая полный упадок сил. Даже глаза открывать не стал. С него содрали куртку и рубашку.
– Ух, ты! Нет, ты только глянь – порез на порезе. Ладно, неглубокие совсем, просто пластырем залепим, достаточно будет. Стой, а это что?
– Стекло торчит, – удивленно промолвила женщина. – Сейчас я его пинцетиком…
– Да, ладно, – отмахнулся её партнер, – двумя пальцами дерну. Без проблем! Подотри ваткой.
Славка ощутил легкую саднящую боль и открыл глаза. Парень в белом халате покрутил у него перед лицом угловатую стекляшку, перемазанную кровью. Продемонстрировал и бросил куда-то со звоном. Потом подмигнул и сказал:
– Вот таким путем! Мы думали, тебя ножиками строгали, а, похоже, стеклами посекло. Взрывом, что ли?
– Ага, – кивнул Славка, – взрывом. – Эта мысль ему понравилась, поскольку могла объяснить все, что с ним произошло. – Аж в окошко вылетел. Понять ничего не успел.
– Везучий, – уважительно сказал парень, – тут одного вытащили – чисто бифштекс, зажарился до неузнаваемости.
– А я уполз, – пояснил Славка.
– Ну, и молодец! – одобрил парень. – Поехали сейчас в больницу. Вроде, ничего серьезного, считай, пустяковыми царапинами отделался. Почистят, может, ещё стекла остались или какая зараза, перевяжут ладом. А с ногой-то что? Выглядит как огнестрельное.
– А черт её знает, – пожал плечами Славка, – когда уполз за ящики, смотрю: кровь хлещет. Перетянул ремнем да дальше пошел.
До больницы ехали минут двадцать. Славка уже решил, что едет в ту самую, где лежал с поломанными ребрами, но, оказалось, в другую. В приемный покой вошел своими ногами, накинув на голые плечи перепачканную кровью кожаную куртку. Рубашку сразу при входе бросил в урну, больше она ни на что не годилась.
В дневное время в больнице полно народа, поэтому Славку обрабатывала целая медицинская бригада. Все порезы оказались чистыми, никаких стекол больше не нашли. Потеря крови была признана неопасной для жизни, хоть и значительной. Воткнули пару капельниц в вены с глюкозой и физиологичеаским раствором, как он понял.
Что касается пулевого ранения, тут тоже ничего серьезного. Дней через несколько должно затянуться. Было ещё одно, касательное, пуля чиркнула по ребру. Славка даже поежился: опять ребро – мистика сплошная. Чувствовал себя неплохо, правда, слабость испытывал сильную, головокружение и перед глазами все двоилось.
Его начала распрашивать врачиха средних лет: что да как? Славка насторожился, сразу вспомнил, как рассказывал о своих поломанных ребрах, когда его уличные рэкетиры полумертвого привезли в приемный покой, а потом милицейская дознавательница явилась, и решил правды не говорить. Он даже фамилию назвал вымышленную – Тюменцев. На какое-то время им вдруг овладело странное веселье, ведь удалось, почитай, живым с того света вырваться.
То ли капельница подействовала, то ли уколы, но, лежа на кушетке, прикрытый серой больничной простыней, он назвал для записи в истории болезни место работы – радиостанцию, где красил вышки, в штате которой, правда, никогда не числился, трудясь по контракту с подрядной фирмой, а домашний адрес автоматически возник – площадь Обороны, дом два. Он считал, что с полным правом может считать своим домом чердак педагогического колледжа. На вопрос о номере квартиры ответил: 'Двенадцать'. Это был номер его настоящей квартиры, так что и тут он не врал.
Потом пришлось объяснять, что случилось. Но тут версия была практически готова. Зашел на лесобазу купить чего-то деревянного, зашел в корпус, а там вдруг пожар случился. Огонь, дым, все побежали, и я побежал. Люди к окнам, я следом, тут как грохнет! Вылетел в окно, весь порезался. Тогда, наверное, и ногу продырявил.
– Вы понимаете, – вздохнула врачиха, – что обо всех огнестрельных ранениях или о подозрении на таковые мы обязаны сообщать компетентным органам?
– Понимаю, а как же, – радостно закивал Славка, ещё раз мысленно похвалив себя за предусмотрительность, – обязательно надо сообщать. А ещё кого-нибудь привезли оттуда?
– К нам не привозили, но, может, в областной ожоговый центр доставили. У вас ожогов не оказалось, поэтому сюда привезли.
На этом распросы окончились, но появилась пожилая медсестра, которая принялась составлять опись вещей, сданных на хранение. Оказывается, одежда и обувь отправляются на склад, а содержимое карманов – в сейф. Изодранная куртка, распластанные брюки, к тому же все перепачканное кровью, оказались в одном полиэтиленовом пакете, только кроссовки Славке удалось отбить в качестве домашних тапочек. Он поклялся, что вымоет их с мылом, и ему разрешили взять их в палату.
С содержимым карманов оказалось проще. Связку ключей Славка сунул под простыню и, улучив момент, отправил туда же большую часть денежной пачки. Остальное было скрупулезно подсчитано и занесено в ведомость. Туда же попал складной нож. Потом медсестра затребовала часы, мол, пропадут ненароком, да и незачем они в больнице, свиданья назначать не придется. Пришлось отдать, чтоб не вызывать лишних трудностей.
Санитарка, толкая тележку, на которой под все той же простыней лежал Славка, доставила его с помощью грузового лифта на третий этаж. Палата оказалась на шестерых. Славка вздохнул с облегчением и занял место на койке. Вроде на сегодня все беды и проблемы закончились. Можно расслабиться и заняться поправкой здоровья. Местная кастелянша выдала ему линялую пижамную куртку из коричневой байки и штаны, голубым цветом напоминавшие кальсоны. Подштаники эти едва закрывали колени, возможно, они вовсе были детскими и по какой-то нелепой ошибке попали во взрослое отделение.
Но все-таки полного успокоения Славка не чувствовал, понимая, что не сегодня-завтра его начнут допрашивать по-настоящему. И заниматься этим станут следователи. Их, конечно же, будут интересовать не только причины пожара, но и труп под потолком, наживленный на крючок. А как объяснить свое появление на территории базы? Да ещё милицейская девица его видела, когда он откопал её из-под пыльных мешков в фургоне. Вся надежда, что она просто его не узнала в парике.
Поразмышляв на эту тему полчасика, Славка с трудом удержался от немедленного побега, прямо в дурацких голубых 'бермудах' и пижамной куртке. Но на улице уже стояла осень, слишком прохладное время года для прогулок в столь легком наряде. Да и наряд был не только легким, но и легкомысленным. Запросто примут за беглого психа, могут и в отделение доставить, начнут личность выяснять, а это чревато.
Ладно, допустим, ничего, и в таком виде ушел. Главное, не босой, кроссовки есть. А куда идти? К бабе Вере или на чердак? На чердак днем нельзя, придется где-то кантоваться дотемна. Значит, к бабе Вере. Размышляя на эту тему, Славка осторожно оделся в казенный наряд, стараясь не растревожить раны, и стал похож на клоуна. Соседи по палате не смогли удержаться от смеха. У одного мужика по этой причине чуть живот не лопнул по свежему шву.
– А чего вы ржете? – Славка сделал вид, будто обиделся. – Лучше дайте кто-нибудь нормальную одежонку, а то за сигаретами в киоск выскочить не в чем.
– Да все киоски в фойе на первом этаже, – успокоил его мужик с зашитым швом, кривясь от
