Вовец снова нырнул, оказавшись под днищем. Резиновое полотно ходило ходуном под бестолково движущимися ногами, и он всадил лезвие в носовую часть. Под водой все движения замедленны и плавны. Таким неторопливым элегантным движением Вовец повел нож к корме. Он сам пару недель назад заправил клинок на шкурке-нолевке, довел до зеркального блеска и бритвенной остроты, не поленился. Через несколько секунд днище разошлось на две половины. Команда оказалась по колено в воде, а один даже провалился вниз. Вовец наощупь вставил нож в ножны и дернул вервольфа за ноги. Даже под водой тот едва не оглушил его дурным воплем. Упираясь пяткой в днище, Вовец высунулся позади плота, чтобы подышать. Левой ногой в ласте он помахивал, потихоньку отгоняя плот от берега. При этом руками по- прежнему тянул за кроссовки вопящего парня. Сквозь капли, сбегающие по стеклу маски, он видел склоненные спины ещё двоих, старающихся вытащить своего товарища из воды. Гвалт стоял такой, что не сразу удалось понять, о чем крик.
– Куда стрелять? Не видно ни хрена!
– Багром его, багром!
– В воду лезь! Там его бери! В воду!
– Падло!
Кроссовки слетели. Недотопленный взлетел вверх, а Вовец, соответственно, пошел в противоположном направлении, вниз, стало быть. Тут же на него с плеском упали сразу двое, не удержавшиеся на ногах. С другого борта выпал третий, а спасаемый снова провалился в дыру. Во всей этой катавасии Вовец продолжал сохранять ясность мыслей и плавность движений. Он уже согрелся, освоился под водой и знал, чего хочет. Выпустив из рук чужие кроссовки, снова вытащил нож и полоснул им первого подвернувшегося под руку. Даже не разобрал, куда попал. Тот сразу вцепился в плот и заорал:
– Порезали меня! Братва, порезали! Помогите!
Братва дружно попрыгала с берега и, яростно работая руками, ринулась к плоту. Такая самоотверженность неприятно поразила Вовца, да тут ещё его схватил за ворот второй выпавший за борт. Пришлось и его хватить ножом по руке. Тот сразу отпустился, но другой рукой въехал Вовцу промеж глаз. Это он так хотел, но кулак разнес только стекло маски. Резиновый овал смягчил удар, но острый край осколка вонзился в переносицу. Вовец торопливо потыкал клинком в бок врага, так же поспешно ткнул в резиновый борт и, лягнув ластой, отплыл.
Человек шесть, намахивая саженками, находилось уже в опасной близости. Он перевернулся на спину, чтобы видеть врагов, отправил нож в ножны на поясе, и тоже замахал руками. Сбросил разбитую маску за голову, чтобы не мешала. Погоню он старался держать на постоянном расстоянии от себя, метрах в пяти- шести. Имея даже одну ласту, он имел значительное преимущество в скорости, да и сил тратил меньше. Но вервольфы не знали этого, им казалось, что ещё чуть-чуть и они настигнут зловредного беглеца. Некоторые из них, а, может, и все, имели на поясе кинжалы. Даже вытаскивали их, демонстририруя решимость прирезать Вовца. Правда, тут же начинали отставать и убирали кинжал на место. На берегу метались два грязных стрелка. Они целились в Вовца, матеря своих коллег, лезущих под выстрел, но стрелять не решались, опасаясь задеть своих. Поэтому Вовец старался не очень вырываться вперед, прикрываясь чужими головами.
Он пересчитал наличествующих вервольфов. Восемь плыло за ним, двое раненых цеплялось за тонущий плот. Двое с ружьями скакало по берегу. Двое уже на том свете. В кухонной палатке он ночью насчитал двадцать ложек. Где-то должны быть ещё шестеро бойцов и командиров. И словно отвечая его мыслям, из-за песчаного островка появилась резиновая лодка. Один из сидящих в ней шустро работал маленькими веслами, другой его подбадривал криками. Если бы они вытащили весла из уключин и стали грести, как каноисты, каждый со своей стороны, скорость выросла бы в двое. Но, по счастью, они не были туристами-водниками и не знали элементарных приемов скоростной гребли. Следом за ними возникла алюминиевая 'казанка', без мотора. Там тоже усиленно работали веслами. Вроде бы внутри находилось четверо.
Пловцы постепенно вытягивались колонной. Не у всех хватало сил держаться в головной группе. Трудоемкое это дело – плаванье. Но один, мордастый, упорно держался метрах в пяти. Вовец уже и сам уставать начал, а тому хоть бы хны. Они уже изрядно отдалились от топкого берега, так что ружейные заряды достать не могли. Стрелки это поняли и побежали берегом, петляя вдоль залива, путаясь в кустах.
Следовало выбираться на сушу и уходить лесом. Вовец принялся выгребать влево. Берег здесь довольно сырой, но не такой болотистый, хотя глубина начиналась почти сразу и дно тоже было илистое. Прибавив ходу, Вовец скоро достиг берега. Тяжело отдуваясь, весь дрожа от напряжения и усталости, полез на прибрежные кочки. Сзади пыхтел, хрипло дыша, мордастый. Ему тоже пришлось несладко. Вовец снял ласту и встал по грудь в воде. Мордастый тоже хотел встать на дно, но под ним оказалось глубоко. Вынырнул с выпученными глазами, и тогда Вовец с наслаждением хлестнул его ластой по морде. Звонкий звук пощечины разнесся над заливом. Мордастый от неожиданности снова скрылся под водой. Через полминуты опять показался. И снова получил хлесткий удар. В следующий раз он вынырнул чуть дальше и с кинжалом в руке. Взял его в зубы и бросился вперед с недвусмыленными намерениями. Но это только в книжках пираты плавают с абордажными саблями в зубах. В реальной жизни даже кухонный нож так далеко не унесешь. А уж вплавь тем более. Тут одним носом не надышишься. В общем, кинжал он выронил на первом же глубоком вдохе, а Вовец хлестнул его в третий раз. Взревев медведем, мордастый бросился к нему, выставив руки. И получил тяжелой резиной по пальцам. Удар был такой силы, что Вовцу показалось будто все суставы разом оказались переломаны. Заскулив по-щенячьи, мордастый бросился подальше от берега.
– Не держи пальцы веером, козел! – крикнул Вовец, швырнул вслед ласту и скрылся в лесу.
До салкинской дачи добирался часа четыре. Под конец еле ноги переставлял. Босые ступни горели. Как только наши предки без обуви все лето ходили и по жнивью, и по пашне, и по покосу, и, понимаешь ли, по росе? Какой-то секрет, видать, знали, а может так, привыкли. Необразованный был народ, крестьяне…
В особняке оказалось полно народа. Два местных милиционера, Кучер с мадам Салкиной, у неё под глазами черно, как у безутешной вдовы, тут же толпа соседей-заводчан и пара заводских особистов из первого отдела. Вовца встретили радостными воплями. Оказывается, о его пропаже без вести тоже успели написать заявление в милицию. Тут же сели сочинять протоколы: милиция свой, режимники свой. Потом, когда Вовец их подписывал, предварительно прочитав, его поразила их абсолютная противоположность.
Милиционер писал крупно, четко и не очень грамотно. Зато все записанное истолковывалось однозначно, не позволяя разночтений. Точность и ещё раз точность: кто? где? когда? сколько раз и чем? Примерно так: 'после чего нанес данному неизвестному гражданину удар резиновым ластом в область головы в целях самообороны и убежал в направление дачного поселка.' Заводские контрразведчики писали вдвоем по очереди мелким одинаковым почерком, который Вовец разобрать не смог. Исписали они бумаги вчетверо больше, чем милиционеры. Похоже, многостраничная писанина для них дело привычное и самое заурядное. Их меньше всего волновала фабула событий, но страшно заинтриговали услышанные разговоры, отдаваемые команды, тактика действий и внутреннее строение 'Вервольфа'.
Разумеется, Вовец благоразумно спрямил извилистую линию событий, умолчав о самом интересном – как душил, резал и устраивал взрыв. Он предпочитал быть не подследственным, а жертвой преступления и свидетелем, к тому же понесшим значительный материальный ущерб. Потому скрупулезно перечислил для милицейского протокола все утраченное имущество: ласты, маску, ботинки, продукты питания (консервы мясные – две банки) и прочее, включив в список, как свое, каяк, удочку и спиннинг. И ещё об одном умолчал, о словах умирающего Орлова, что не вервольфы убили Салкина с мужиками. Внутренний голос подсказал, что не стоит этого делать.
На допросе присутствовали только милиционеры и особисты, все остальные сгорали от любопытства за пределами особняка. Только когда протоколы были подписаны, Вовец получил горячий обед и хороший стопарь водки. Еда шла под возгласы 'Дайте же человеку спокойно поесть!' и 'Дальше, что дальше было?' Милицию с особистами тоже накормили. А потом дюжина перегруженных лодок, наполненных добровольцами, направилась, надсадно гудя моторами, в залив.
Некоторые вооружились охотничьими ружьями и газовыми пистолетами, везли и несколько собак. Вовец, обутый в кроссовки и очередной раз переодетый в сухую чистую одежду, расслабленно отдыхал. Он
