выключила свет, стараясь не шуршать, стянула брюки, забралась на софу и затихла. Странно, но ее поведение совершенно не походило на прежнее, как подменили девушку. Вовца этот факт весьма обнадежил, и хотя он не умел завязывать отношений с женщинами, но чувствуя, что следует что-то сказать, прежде чем пойти на сближение, решился:
– Да, наваляли мы глупостей, – словно обращаясь к самому себе, – чего-то ссорились, ругались, со шпаной связались…
– Это я дура такая, а вовсе не мы вдвоем, – откликнулась Валентина. – Хотела тебя проучить, а вышло… – вздохнула тяжко. – Извини, пожалуйста, что все так получилось.
– А чего меня проучивать? – удивился Вовец. – Я же к тебе, вроде, не лез и ничего худого не сделал. Мы даже познакомиться-то толком не успели, двух слов друг другу не сказали.
– Да это ребята всё, – в голосе Валентины слышалась досада, – хотят меня замуж выдать, да чтобы за своего, чтобы из их артели не ушла. В прошлом году какого-то Петю откопали двухметрового, молотобойца, напели ему всякого, мне тоже мозги давай пудрить… Придурок этот и полез со своими клешнями. А я разозлилась, да как врежу! А он почему-то упал и прямо на котелок! – Она засмеялась. – А там каша у костра прела, и – раздавил всё! Представляешь?
Вовец чуть не задохнулся от смеха, представив такую сцену.
– А рис к нему прилип, аж до колен! Горячо, он скачет, как заяц. Руками давай вытирать и тоже обжег, – как замашет! Ребята так и покатились от хохота, кто где стоял. А Петька в лес убежал, вернулся часа через два, когда уже новый ужин приготовили. Обиделся и ушел от нас. Ребята на меня до сих пор ругаются, когда надо глыбу какую-нибудь разбить. Петька-то их с двух ударов колол, как семечки. – Она перестала смеяться и грустно добавила. – Я после сегодняшнего, наверное, больше никогда с мужчиной не смогу… ничего.
– Это ты специально для меня сказала, чтобы не полез? – У Вовца весь смех сразу пропал от таких слов.
– Нет, ты бы и так не полез, я уже поняла, что не такой. Это я вначале так думала. Братец все уши прожужжал: 'Ах, такой мужик, такой мужик! Вот бы тебе этакого'. И остальные туда же хором: умный, образованный, руки золотые, ноги серебряные, в одном глазу алмаз, в другом – цветной телевизор! Я специально и в лес поехала, чтобы сразу тебя на место поставить. – Хмыкнула: – Поставила, как же… А что они тебе про меня наговорили?
– Вообще ничего не сказали о твоем существовании. Я когда тебя увидел, вначале ничего понять не мог, потом уже Клим разъяснил, что это и есть огранщик, про которого он упоминал. Вообще, хороши они, так подставили. – Вовец снова развеселился, вспоминая вечернее знакомство. – Выходит, что и ночевку в одной палатке они нам подстроили?
– А ты думал! Конечно. Ох я и разозлилась тогда! Думаю: сунется – сразу убью! Специально поварешку с собой взяла, чтобы в лоб бить. Да ты еще своими шуточками достал. Так что, считай, тебе крупно повезло, что не сунулся тогда.
– А сейчас? – Вовец вдруг набрался нахальства. – Сейчас-то поварешку приготовила? А то ведь смотри, могу и поднырнуть под одеяло.
– Володя, ну пожалуйста, – попросила Валентина умоляюще, – не надо, ладно? Я же сейчас не смогу так воевать с тобой. У меня и рука не поднимется. Лучше ты теперь расскажи что-нибудь, – поспешила перевести разговор в другое русло.
– А что рассказывать-то? – недовольно пробубнил Вовец.
– Про королеву красоты расскажи, Мисс Очарование. – И поторопилась предупредить возможные возражения: – Ты же обещал!
– Когда это? – изумился Вовец. Еще больше его изумила та ловкость, с какой Валентина внесла диссонанс в его мысли, напомнив о другой женщине. – Да и рассказывать особенно нечего, старая история, давно пора забыть.
– А она очень красивая? – Валентина зашла с другого фланга, приступив к добыче информации методом наводящих вопросов. – А как вы познакомились?
– Обыкновенно, почти как с тобой. – Вовец немного помолчал, вспоминая события позапрошлого лета. – Она в подвале сидела, а я выпустил. Что до красоты, так там довольно темно было, но в общем ничего.
– А как ее в подвал занесло? – продолжала выпытывать подробности Валентина. – За картошкой пошла?
– Да за нее одни ребятишки выкуп хотели получить с мужа. Он у нее, вишь, какой-то крутой банкир. А у меня квартиру собирались отобрать. – Вовец не привык говорить в пустое пространство, не видя лица собеседника, поэтому рассказ получался какой-то рваный, перемежаемый паузами. Да и вспоминать эту историю особого желания не имел. – Вот, а я убежал. По пути девушку выпустил. Пришлось, конечно, немного побегать и подраться, почти как сегодня днем. Но ничего, отбился, живой до сих пор.
– Ты ее, наверное, очень любил, – сказала Валентина таким нарочито нейтральным тоном, что совершенно невозможно было понять: это вопрос или утверждение?
Вовец насторожился. Если женщину интересует личная жизнь мужчины, значит, она к нему неравнодушна. Впрочем, это, возможно, всего лишь заурядное бабье любопытство, а он воображает себе невесть что.
– Не знаю, – ответил он, – мы, наверное, полсуток всего вместе были, а потом, как выбрались оттуда, больше не встречались. По телевизору потом видел ее пару раз на каких-то презентациях…
Он вздохнул. Следом вздохнула Валентина. Причину ее вздоха Вовец не понял.
– Получается, что ты ее спас, а она о тебе сразу забыла? Вот свинья!
– Не знаю, что тебя так возмущает? – удивился Вовец. – Она молодая, красивая, богатая, вращается в самых верхах, а я простой работяга, в летах, прямо скажем, да и внешность тоже – не Ален Делон. Чего ради ей обо мне помнить? Чтобы открытку на День Советской Армии прислать? Больно надо! Это в сказках принцы спасают красавиц, а в жизни это обычно небритый мужик с красными глазами. И никакой самый страстный поцелуй не превратит это чучело в красавца с мешком денег.
– Деньги тут вообще не при чем, – обиженно возразила Валентина, словно это лично ее упрекнули в корысти.
– Еще как при чем! Главное достоинство мужчины – что? – задал Вовец вопрос и сам тут же ответил: – Деньги! У настоящего мужчины – настоящие деньги!
– Ничего подобного, – Валентина с жаром бросилась опровергать, – главное достоинство мужчины – надежность!
– Значит, я ненадежный, – подвел итог Вовец, – и закончим на этом. Замнём для ясности, как говорил наш парторг. Скоро уже двенадцать, спать пора.
Он повернулся на другой бок, чтобы оказаться к Валентине спиной, и закрыл глаза. Но девушка, похоже, спать не собиралась.
– Ты как раз надежный, даже странно, что один живешь. Наверное, с первой женой обжегся и думаешь, что все женщины такие? – Она помолчала, ожидая ответа, не дождалась и продолжила свои размышления вслух: – Неужели тебе ни одна хорошая не встретилась?
Вовец упорно молчал. Ему весь этот разговор давно осточертел. Или она полная дура, или все-таки хочет его соблазнить, но так, чтобы выглядеть достойной, порядочной девушкой, черт бы ее побрал! Насколько бы было проще, не будь этих десяти лет разницы в возрасте. Было бы ей лет тридцать пять, сказал бы прямо: 'Знаешь, ты мне нравишься, и почему бы нам не положить головы на одну подушку?' Можно, конечно, и сейчас это сказать, но прозвучит слишком пошло и грубо, и последует справедливый отказ, а потом эти слова всегда будут стоять между ними, вызывать неловкость и прочие неприятные чувства. Может, дождаться, пока она сама подведет свою речь к логическому концу? Но Валентина вдруг замолчала. И тогда Вовец сказал, даже сам не ожидал такого:
– Если пофартит, заработаем на этих изумрудах, найду по брачному объявлению какую-нибудь тихую женщину лет тридцати пяти с ребенком… – Он помолчал, выжидая, стараясь вызвать ответную реакцию. – Или сразу с двумя.
– Это чтобы самому не трудиться? – съязвила Валентина, и Вовец удовлетворенно улыбнулся в темноту, его провокация, похоже, удалась. – Решил на халяву заканать?
– Фи, мадам, где вас воспитывали? Я ж не зверь какой, заставлять женщину рожать в таком возрасте.
