свои котелки. Серж хотел тоже сходить за рюкзаками, но Ченшин его не пустил, ему не хотелось испортить картину таинственного исчезновения людей при сохранившихся вещах. Потом все: и пленники, и охрана – уселись вокруг огня и подставили кружки, у кого они были, и пластиковые разовые стаканчики. Колбасы, ветчины, орешков, консервов, копченой горбуши и прочих даров оптового рынка была целая гора, водки море, а курева блоки. В бездонных баулах откопался и магнитофон с кассетам, у Киборга оказалась музыкальная душа. После всего пережитого за день даже трезвенник напился бы в стельку. Сначала помянули каждого из трех загинувших под землей. Потом уже пили просто так. Особенно усердствовала хита, наливалась на халяву выше глаз. И то сказать: будущее темно, может, в последний раз водку видишь. Тагильские скоро их догнали, и магнитофонная 'Таганка' была подхвачена в несколько голосов. Последними дошли до кондиции браконьеры. Охотники люди пьющие, все время на холоде и в сырости, а греться надо, – как говорится, здоровье дороже. Но эти были народом дисциплинированным, оберегающимся от опрометчивых действий, да и меткий глаз с верной рукой наутро должны остаться такими же верными и меткими. Впрочем, увидав, что все кругом уже лыка не вяжут, охотники тоже постепенно втянулись в борьбу с зеленым змием. Только Ченшин старался сохранить если не трезвую голову, так хотя бы контроль над собой. И в один прекрасный момент он достал из бесчисленных карманов своего боевого жилета три пары наручников, весь носимый запас, и сковал попарно три пары хитников.
Трезвые, они бы это могли стерпеть, но с пьяными так поступать нельзя. У них уже не было страха и выключился инстинкт самосохранения. Лысый из пришлой бригады, когда вдруг не смог поднять руку с кружкой водки, с недоумением обнаружил, что она соединена короткой цепочкой с рукой Клима, и разразился руганью. Мало того, второй, свободной, рукой ухватил за горлышко почти пустую литровую бутылку 'Демидовской' и метнул её в голову Ченшину. Трезвый он бы раскроил ему череп, трудно промахнуться с двух шагов, но сейчас здорово закосел, в глазах двоилось, и он кинул не в ту голову. Увесистая ёмкость только шоркнула по Колиному виску и, кувыркаясь, улетела дальше, прямо в руки Киборга. Но его руки были заняты стаканчиком и копченой куриной ногой. Ченшин, схватившись за висок, со стоном сел на землю, хотя настоящей боли не почувствовал, больше от пьяного испуга. Кибер-Бык здорово получил по рукам, выпивку и закуску вышибло напрочь, а боль от удара по костяшкам пальцев была столь зверской, что он заскрежетал зубами, но не заорал. Молча поднялся и принялся избивать лысого. Тот и так на ногах не держался, а тут просто болтался под ударами, как тряпичная кукла. Клим, который весь вечер закрывал собой Сержа, чтобы Бык не узнал в нем человека, который дубасил его доской на высокогорском отвале месяц назад, теперь не утерпел и въехал свободной рукой бандиту в глаз. Тотчас подскочили еще двое тагильских бойцов и принялись уже за него. Остальные члены шубинской команды тоже стали подниматься, потому что в их дружном сообществе принято всем принимать участие в подобных мероприятиях: каждый должен проявить доблесть и замараться кровью, иначе не будет круговой поруки.
Через минуту метелили всех шестерых хитников. Серж успел одному бойцу разбить бутылкой голову, но, скованные друг с другом, хитники не имели возможности нормально двигаться. Какая уж тут драка, самое вульгарное избиение. Молодые подвыпившие парни молотили кулаками и ногами пьяных мужиков. Трое браконьеров, посмеиваясь, наблюдали. Увлеченные кровавым зрелищем, они не заметили, как к ним сзади подобрался Серый и схватил прислоненную к валуну винтовку.
– Стоять! – заорал он, перекрывая орущий магнитофон и вопли хитников. – Перестреляю всех!
Целясь поверх голов, он нажал спуск. Цокнул спущенный боёк, но выстрела не последовало. Теперь браконьеры смотрели только на него, но ухмылялись по-прежнему. Акинфий направил ему в лицо свою спортивную малокалиберку.
– А ну-ка, я попробую.
Сухо щелкнул негромкий выстрел. Серому показалось, что пуля взъерошила ему волосы, он даже присел слегка. То, что винтовка в его руках оказалась незаряженной, совершенно выбило его из колеи. Он столько ждал удобного момента, чтобы схватить оружие и положить всех лицом вниз, как в кино, что сразу растерялся, когда действие пошло не по сценарию.
– Ружьишко-то положи, – сказал с набитым ртом Саша Двужильный, – а я тебе водовки плесну… – Он громко рыгнул и неожиданно громко закончил: – в рожу!
С этими словами он действительно плеснул Серому в лицо водки из кружки. Тот, естественно, дёрнулся назад, зажмурился, начал утираться. Тут его сбили с ног и принялись пинать. Он еще какое-то время, лёжа на спине, сам пытался отпинываться, но ему в колено саданули прикладом, и дальше сопротивляться он уже не смог.
Ченшин отполз в сторону, сел на камень и спокойно закурил. Абсолютно нечувствительный к чужой боли, он не мешал расправе, наоборот, с удовольствием отметил, что появился последний член бригады Вовца, так что вся хита в сборе и некому сбегать в город пожаловаться. Когда избитых оттащили на склон горы и бросили под кусты, Двужильный спросил Ченшина:
– И что теперь будет? Похоже, кое-кто из них может концы отдать.
– Какие проблемы? – пожал плечами Ченшин. – Концы в воду, вспомни народную мудрость. Побросаете в пруд, пусть плавают. Можно камушками снабдить, чтоб лучше нырялось. Нам эти ребята больше не нужны, наоборот, вредны. Пока один из них бегал неизвестно где, надо было ладить, а сейчас следует с этим кончать. Да ты не волнуйся, черную работу делают темные люди. Балбесы их отнесут к водичке, замочат обстоятельно, – он хихикнул, довольный своим каламбуром, – чтобы не всплыло дельце, или тельце, – он снова хихикнул, – и дорогу сюда забудут. Так что отдыхай, расслабляйся. Кто-нибудь из этих лежачих больных обязательно попробует уползти, а наши тагильские друзья это обязательно пресекут, и всё произойдёт само собой.
В июне на Среднем Урале темнеть начинает поздно, ближе к полуночи. Вовец настелил на землю соснового лапника, наломанного взрывом, покрыл его пустыми рюкзаками и всем, что нашлось в них тряпичного, и уложил Фарида. Идти куда-то в ночь после трудного дня не стоило. Он и сам полежал рядом с ним на животе, убедившись, что долго в такой позе не протянешь. Посочувствовал обожженному парнишке и перевернулся на спину. Костра пока не разводил, не желая привлекать внимание, ждал ночи. Ночью по лесу не ходят, только по дорогам, так что незваные гости не явятся.
Его безмятежный отдых прервал лёгкий запах дыма. Вовец насторожился. Фарид ровно посапывал: умаялся и уснул. Вовец осторожно поднялся. Проверил газовый пистолет на спине за ремнём, поднял арбалет и повесил на шею. Следовало выяснить степень опасности. Он подошел к кучке своих вещей на земле, взял очки-бинокль. Посмотрел, что есть у ребят. Следовало взять с собой только то, что могло уместиться в карманах энцефалитки. Вовец выбрал моток скотча, мазь от комаров, маленькую бобинку с леской, складной ножик и зажигалку.
Только начал спуск по склону горы, как сразу понял, откуда дым. Тагильские пацаны, видно, думали, что хороший костёр – большой костёр, и развели такое пламя, что позавидовали бы пионеры советских времен, благо сушняка вокруг лежало навалом. Смеркаться только начинало, и Вовец сквозь кроны сосен с высокого склона горы попытался рассмотреть, что делается внизу. Вначале он думал, что это давешние хитники с ума сходят, но потом, расслышав музыку и нестройный хор, вторящий ей, понял, что репертуар для камнелюбов слишком блатной. Он спустился лесом к запруде, надел очки-бинокль и принялся разглядывать долину ручья.
Метрах в двадцати ниже плотины на площадке, усыпанной мелким светлым песком, полыхал костёр. Раньше здесь была широкая отмель, этакий лесной пляж, а сейчас веселились крутые ребята. То ли по молодости, то ли по глупости, а может, по обеим причинам сразу они поминки по двум погибшим под землей приятелям постепенно превратили в веселую вечеринку. В шестикратных очках их раскрасневшиеся, возбужденные лица находились на расстоянии вытянутой руки. Казалось, можно шутя щелкнуть любого по носу. Вовец поймал в поле зрения Кибер-Быка. Тот сидел неподвижно, как Будда, вперив взгляд прямо перед собой, и Вовцу даже показалось, что он смотрит на него. Но, поборов это неприятное ощущение, Вовец продолжил разглядывать тупую физиономию своего врага. Тот вдруг покачнулся и едва не повалился набок, дернулся, заозирался, и глаза стали смотреть в разные стороны, как у зайца. Он просто был в отключке с открытыми глазами и неожиданно проснулся. Усмехнувшись, Вовец принялся разглядывать остальных. Узнал двух охотников, сидевших к нему спиной. Среди спортивных
