костюмов они выделялись своей лесной амуницией. Еще один охотник сидел боком к нему с винтовкой на коленях и посмеивался, глядя на подгулявших юнцов. Для полного комплекта не хватало Коли Ченшина. Вовец пошарил взглядом по камням и песку: может, прилёг уже, утомленный? Увидел массу бутылок, банок, кусков, огрызков и одного лежащего человека. Но это оказался какой-то слабак в спортивных штанах и красной майке, павший в неравной борьбе с алкоголем. Он лежал на боку в уютной домашней позе, поджав ноги и сунув ладони меж колен.
Вовец снял свои мощные очки и окинул долину невооруженным взглядом. Начинало смеркаться, звенели комары, а у магнитофона садились батарейки, звук слабел. Но чем тише становился звук, тем громче орали пьяные парни. Неожиданно Вовец увидел Ченшина. Тот возник слева на фоне леса у кустов, похоже, сидел, а теперь поднялся. В руке он держал помповый 'Ремингтон'. Вначале Вовец подумал, что он там под кустами по нужде приседал, а ружьё прихватил для большей безопасности. Но тут с земли стал подниматься еще один человек. Вовец быстро нацепил на нос очки и поймал его в окуляры. К его изумлению, это оказался Серый, и в страшном виде: всё лицо в запекшейся крови, один глаз почти полностью заплыл, волосы склеились неровными гребешками. Он вяло взмахнул рукой, пытаясь дотянуться до носа Ченшина, но тот отступил на шаг и резко ударил Серого ногой в живот, а когда тот согнулся от боли, врезал сверху прикладом. Серый упал, а Ченшин как ни в чем не бывало поспешил к костру, где ему тут же налили стаканчик водки.
Вовец зажмурился, словно это его ударили, а он бессилен ответить тем же. Отполз назад, перевернулся на спину. Сдернул очки, сложил и убрал в карман. Дальнейшие его действия были спокойны, методичны и уверенны, но губы – плотно стиснуты. Он развязал проволоку, стягивавшую сверток из старой спецовки, который вынес с собой из шахты, развернул его. Внутри находились десять пироксилиновых шашек, плотно обернутых полиэтиленом, и запальные шнуры к ним. Взял пару шашек, поставил одну на другую столбиком, сбоку приладил длинный сучок и липкой лентой примотал его к шашкам. Потом на эти шашки стал укладывать другие и так же приматывать скотчем. Когда получился высокий столбец из восьми шашек, остановился. Вставил в отверстие в центре верхней шашки детонатор с бикфордовым шнуром. Черную веревочку шнура тоже разложил вдоль сучка и прихватил липкой лентой.
Отойдя еще дальше за деревья, Вовец взялся за конец сучка и приподнял бомбу, как бы взвешивая её. Покачал, прикидывая, как лучше её бросать. О том, чтобы приблизиться к костру и метнуть свой снаряд в гущу негодяев, не могло быть и речи. Какие бы пьяные они ни были, а могут и пристрелить. Да и разбросает камни, может в Серого попасть. Нет, он решил бросить бомбу в пруд и сейчас думал, быстро утонет она или не очень. На всякий случай прикрутил остатками липкой ленты килограммовый камень. Теперь надо было обеспечить точное попадание бомбы в предназначенное место. Вовец достал из кармана бобину с леской. Конец лески привязал к арбалетной стреле в том месте, где наконечник ввинчивался в алюминиевое древко и имелся небольшой кольцевой зазор. С гладкого алюминиевого стержня узел обязательно бы соскользнул, а тут затянется надежно. Затем Вовец тщательно прицелился и пустил стрелу. Леска со свистом рванулась с бобины, надетой на сосновый сук. Граненый наконечник с глухим ударом вонзился в верхнюю плаху запруды. Вовец замер, ему показалось, что этот громкий стук разнесся по всей округе. Но ничего не произошло. У костра орали по-прежнему. Вовец пошел вверх по склону, спуская с бобины леску и натягивая ее. Он размотал метров пятьдесят, поднявшись метров на семь над уровнем пруда. Здесь он привязал леску к сосне высоко, как только смог, обрезал бобину и положил в карман. Тугая, как струна, леска уходила к запруде.
Вовец спустился к воде, опять понаблюдал за весельем у костра, убедился, что там по-прежнему гуляют и не ждут неприятностей. Под кустом у основания горы, где лежал Серый, в мутном рассветном полумраке теперь можно было разглядеть еще двух сидящих человек. Вовец, разволновавшись, не сразу приладил дужки очков за уши. Одного он опознал с первого взгляда, несмотря на разбитое лицо, – Клим. Второй был незнакомый, похоже, из бригады, подошедшей утром. Теперь Вовец был окончательно убежден в правильности своих действий. Он снова вытащил из кармана бобину и обвязал леской бомбу, перехлестнув пару раз через натянутую к плотине струну. Бомба почти в четыре килограмма весом тут же глубоко провисла. Вовец подвигал ее вдоль лески – ничего, скользит. Надо было действовать, и он не стал больше ничего прикидывать, проверять, а подпалил бикфордов шнур и побежал вдоль лески вверх по склону. При этом, натянув рукав энцефалитки на ладонь, чтобы руку не резало, задирал леску над головой. И считал шепотом секунды: одна, две, три… Связка пироксилиновых шашек, шипя горящим фитилём, заскользила по леске к запруде. Девять, десять, одиннадцать… Леска провисала, бомба шлепнулась об воду в паре метров от запруды, но продолжала съезжать дальше. Шестнадцать, семнадцать… Вовец в последний раз двинул леску вверх, а потом полоснул по ней ножом. Тонко цвикнув, нижний конец лески улетел вниз, к пруду, а верхний куда-то верх, где и повис на ветвях. Вовец продолжал бежать. И тут внизу грохнуло. Он упал на четвереньки, продолжая по инерции двигаться вперед, и чуть не ткнулся носом в землю. Перекатился за ближайшую сосну, сел, прижавшись щекой к шершавой коре, и замер. Древесный ствол был всего сантиметров сорок толщиной, так что одно плечо торчало из-за него, но Вовец понимал, что каких-то крупных обломков прилететь не должно, просто следует прикрыть голову – самое ценное, что у него есть. Неожиданно вокруг резко потемнело и сверху стал быстро опускаться густой туман. Водяная пыль и капли покрупнее окутали лес, стало свежо, даже холодновато, и резко пропали все запахи.
Ченшин специально подошел к пленникам, чтобы спровоцировать их на сопротивление. Ему необходимо было убедить окраинную шпану, что избитые хитники представляют серьезную опасность – готовы мстить, в крайнем случае заявят в милицию, и тогда придется посидеть в тюряге. Первая часть плана ему действительно удалась. Он довел мужиков до вспышки, которую сам же легко ликвидировал кулаком и прикладом. После этого отправился раздражать Киборга. Но тот почти ничего не понимал, стекленел глазами и каменел телом, как истукан. Ченшин разозлился, поднялся на ноги, чтобы свысока осмотреть пьяную компанию, выбрать собеседника потрезвее. И тут плотина разлетелась вдребезги.
Он ничего не успел понять, только увидел взметнувшийся в светлеющее небо гигантский столб воды. Разом сорванные с мест тяжеленные мокрые плахи запруды, вращаясь в воздухе, словно щепки, полетели прямо на него вместе с облаком брызг. Как завороженный, он уставился на них, ничего не понимая. Тут в уши ворвался грохот взрыва, дрогнула и покачнулась под ногами земля. Ченшин не удержался и упал навзничь. Это падение спасло его от немедленной гибели. Толстая двухметровая плаха, больше похожая на мокрую шпалу, огромной городошной битой пронеслась над лицом, обдав сырым ветром, хлестнув по глазам водяным жгутом, и со страшным екающим звуком врезалась тупым торцом в живот Киборга.
Сметенный стеной летящей воды, разлетелся головешками костер, подобный в этот миг рассыпающемуся клубку огненных змей. С пронзительным шипеньем, выпуская клубы серого пара, перемешанного с золой и пеплом, летели полыхающие угли, мгновенно переходя от белого цвета к темно- бордовому, остывая на лету. Вода, сажа, песок и мелкий гравий, выброшенные взрывом вдогонку плахам запруды, пронеслись валом по долине. Ченшину словно мокрой наждачкой проехали по лицу, нестерпимая боль ожгла глаза, в мозгу вспыхнули и замелькали разноцветные пятна. Это ему под веки сыпануло острых песчинок.
Боль была столь жгучей, что Ченшин не мог открыть зажмуренные глаза, только бессильно сучил ногами. Мокрый, грязный, он корчился в конвульсиях среди разбитых бутылок, шипящих углей и развороченных камней. Но уже через пару секунд собрался, почувствовав себя неожиданно трезвым и здравомыслящим. Надо было не жмуриться, а, наоборот, открыть глаза и проморгаться, чтобы со слезами вышли все песчинки. Он уселся, пальцами раздвинул веки, чувствуя, как невольные слезы сбегают по щекам. Несмотря на боль, подвигал глазными яблоками и ощутил, что жжение ослабевает. Он отнял руки от лица и поморгал, кончиками пальцев осторожно снимая песчинки из уголков глаз.
И тут с неба обрушился водопад. Вся многотонная масса воды, подброшенная взрывом на несколько десятков метров, отвесно ухнула вниз. Удар оказался столь силён, что Ченшина буквально прибило к земле. Тяжелый, плотный ливень с ревом лупил прерывистыми толстыми струями. Отбойный молоток, гидромонитор и наказание шпицрутенами – всё одновременно, вот на что это было похоже больше всего. Вода покрыла окрестности плотины, мгновенно размыв и взрыхлив землю, глину и песок, придавив траву и кусты.
Ченшин ощутил себя одним сплошным синяком, больно было пошевелиться. Голова гудела, как железная бочка, на которой какой-то ухарь отмолотил в бешеном темпе 'Барыню'. Он сел в липкую грязь и