У стены гаража высился штабель деревянных водочных ящиков. Ченшин заблаговременно сложил из них лесенку. Сейчас он взбежал по шатающимся, разъезжающимся под ногами ящикам, упал грудью на край пыльной крыши, подтянулся на локтях и перевалился боком на теплый рубероид кровли. Над головой свистнула пуля: его заметили. Он боком перекатился, уходя из поля зрения людей, мечущихся у решетки, спрыгнул и перебежал безлюдный двор. Кто-то курил на балконе дома напротив, виден был огонек, но лица не разобрать, и Ченшин подумал, что его лицо тоже не видно.
Между торцами двух пятиэтажек была припаркована его 'нива' с предусмотрительно замазанными грязью номерами, Ченшин специально ее не помыл после поездки в лес. Сейчас он успел скрыться до того, как во двор влетел перламутровый 'форд' с разгоряченным Саней и вневедомственным милиционером из 'Русалки'. Шоу с экзотическими обнаженными танцовщицами в эту ночь так и не состоялось. Администрация понесла убытки, так как пришлось возвращать клиентам немалые деньги за входные билеты.
Ченшин знал, как надо заметать следы. За гаражным массивом на окраине города остановил машину. Здесь начинался обширный пустырь с котлованами, полными воды, с нагромождениями железобетонных плит и блоков, потихоньку обрастающими мхом, с горами железного и резинового мусора, наползающими со стороны гаражей. Коля зачерпнул из котлована ведро отстоявшейся воды, достал из машины широкую щетку на длинной рукоятке, автошампунь, и вскоре 'нива' сияла как новенькая. Он стянул с себя линялый спортивный костюм, сбросил драные туфли и переоделся в обычную свою одежду. Старье сложил в ведро, бросив туда же резиновую перчатку и трикотажную шапочку. Плеснул бензина и подождал, пока впитается. Потом кинул спичку.
Через полчаса он подъехал к сауне, находившейся на балансе одного из дочерних предприятий Евразийской торговой компании. Это был солидный пристрой к котельной, обеспечивавшей горячей водой полтора десятка жилых домов, небольшой завод и автобазу. Чумазое здание располагалось на отшибе, окруженное горами каменного угля и шлака. Но изнутри сауна, естественно, выглядела достаточно роскошно, чтобы не пускать в нее простых работяг.
На асфальтовой площадке между угольными кучами перед входом в сауну стояли два 'Мерседеса'. В один из них забрались оба водителя и еще какой-то парень из свиты шефа. Включив в салоне свет, они азартно резались в карты, в эмоциональном порыве перекрывая забористой руганью и смехом скороговорку ди-джея и вой рок-н-ролл из радиоприемника. В сотне метров от них, прикрытый высоким бетонным забором, сидел в 'ниве' Ченшин и тоже слушал маленький радиоприемник, приложив его к уху. Транслировались разговоры в сауне. Пара микрофонов работала превосходно.
– …и на Аркадия оформил две тысячи акций, хочу ввести его в совет директоров, – это сказал Кентавр.
– А на кой черт? – Это уже Дыба. – Какой-то этот твой Вершинин жидкий, напора нет. Только и хорошего, что надежный кадр, не зажмет твои акции.
– Зажилить их у нас только самоубийца может, а Аркаша, не скажи, это голова. Если он в совете будет сидеть, считай, Госкомимущество нам вообще не указ, он всех облапошит и заставит под свою дудку плясать. Кроме нас с тобой, естественно.
Разговор шел деловой и самый секретный, значит, никаких девочек в бане нет. Это вовсе не пятничный ночной оттяг, а продолжение рабочей недели. Стоило послушать дальше. Оба босса выпили, закусили, похвалили копченую рыбку. Кентавр пожаловался на печень, мол, начала прихватывать, собака. Дыба посочувствовал. После некоторого молчания спросил:
– Как-то там наш прокурор? Не провалился часом?
Ченшин вздрогнул. Вот и о нем самом заговорили. Естественно: боссы знают, что он отправился убивать человека, а потом должен явиться к ним за расчетом.
– Да хрен его поймет, – отозвался Кентавр. – Вообще-то мужик опытный, уж ему ли не знать, как такие дела проворачивать. Главное, чтобы сумел оторваться, сюда хвоста не притащил. А если не явится, что тогда?
– Давай сразу подумаем, чтоб завтра не напрягаться. Сообразим, куда его лучше заманить, чтоб лишних свидетелей не оказалось.
У Ченшина сердце захолонуло, словно оказался на краю пропасти и заглянул в бездну. Он почуял смертельную опасность. Напряженно ловил каждое слово, убеждаясь, что чуть не оказался в ловушке. Его собирались самого убрать, прямо в сауне.
– Смена в кочегарке как раз та, что надо. Эти бухнуть никогда не откажутся, – говорил Дыба. – Следующая ночная смена у них только на той неделе в четверг. Долго ждать. Может, в дневную, послезавтра?
– Ага, кто-нибудь припрется – эти дрыхнут, а наши труп в топку запихивают, – возразил Кентавр. – А впрочем, может, ты и прав… – Принялся размышлять вслух. – Сюда же, в сауну, привезти, а потом через дверь в предбаннике протащить… Работяг – сюда на диван, а ребят переодеть в спецовки. Правда, если знакомые этих кочегаров заявятся…
– Да наплевать, ребята скажут, что подменили. Те потом после клофелина один хрен ничего не вспомнят и не объяснят. Главное, чтобы прогорело как следует и шлак выгрузили, закопали в кучу.
Выключив приемник, Ченшин молча сидел в машине. Сначала он просто остолбенел от услышанного, а потом усмехнулся. Значит, сделал грязную работу, теперь можно и самого в расход? И в топку головой, чтоб следа не осталось? Шалите, не на того напали!
Ченшин подошел к котельной с тыла, обогнул ее и оказался возле распахнутых настежь железных дверей в торце здания. Дверь в сауну, естественно, находилась с противоположной стороны: негоже кочегарам видеть, кто с кем париться ходит. Поскольку горячая вода и летом нужна, топки пылали, но только две из трех. Два дежурных кочегара поддерживали огонь, в перерывах коротая время в дальнем углу, где имелся столик и самодельная лежанка, на день убиравшаяся. Они пекли картошку на раскаленных заслонках, ели ее с солью и запивали сладким чаем, восстанавливая водно-солевой баланс организма. Поэтому не заметили, как в жаркое помещение, разогретое не хуже сауны за стеной, проник посторонний.
Ченшин, хоронясь за теплообменниками, наворотами толстых труб и насосами, прокрался узким грязным проходом вдоль стены к двери, соединявшей сауну и котельную. Кто-кто, а уж начальник службы безопасности обязан был знать про этот проход. Дверь, разумеется, была заперта на внутренний замок. Ключ, разумеется, у Ченшина был, равно как и два десятка ключей от других замков, принадлежавших фирме.
Он аккуратно отпер дверь и потянул на себя. По ту сторону стоял шкаф для одежды, перекрывая путь. Как положено советской мебели, задняя стенка шкафа была из тонкой древесно-волокнистой плиты. Ченшин вынул нож и, нажав кнопку, освободил короткое острое лезвие. Отличная германская сталь вспорола советское ДВП так же легко, как рыбье брюхо. Николай развел края прорези и просунулся внутрь шкафа. Ощупал висящую на плечиках тонкую льняную куртку, но ничего в ней не обнаружил. В предбаннике стояла тишина, и он полез дальше.
Вышел из шкафа осторожно, словно любовник в анекдоте, прятавшийся там от ревнивого мужа. Светила только маленькая лампочка у зеркала, а люстра была погашена. Ченшин не торопясь надел резиновую перчатку на правую руку и вынул ТТ, до того заткнутый сзади за ремень брюк. Этот пистолет буквально еще пару дней назад принадлежал Шубе. Сейчас его обойму пополнили патроны, взятые из магазина пистолета, брошенного возле 'Русалки'. Ченшин убрал правую руку за спину и толкнул дверь в чайную комнату.
Дыба с Кентавром возлежали голые в мягких креслах, задрав босые влажные ноги на стол, уставленный бутылками и закусками. Оба онемели, словно увидели привидение. Дыба уронил с ложки икру в мокрые волосы на груди, поднес пустую ко рту и машинально принялся облизывать. Первым очнулся Кентавр.
– Ты сделал? Все нормально? – он снял ноги со стола и вынул пробку из отдельно стоявшей початой бутылки коньяка. – Давай, за успех.
– Клофелин или цианистый? – кивнул на бутылку Ченшин.
– Коля, ты чего? Ты чего, Коля? – Дыба бросил ложку на стол, поднялся, натягивая на плечо мокрую простыню.
