бы даже сказал – печальный.
– Если вы изучали социальную психологию, то должны вспомнить: революция в менеджменте неизбежно влечет жертвы в первую очередь среди менеджеров. Скажем, пять лет назад бизнес был чисто криминальным. Затем начались набеги омоновцев, аресты, разборки, дележки – невозможно работать. И бизнес стал полукриминальным. Естественно, что прежнее руководство не желало менять курс добровольно, потому что не могло работать иначе. И тех упертых лидеров бизнеса ликвидировали органы и киллеры. Но сейчас экономическая и социально-политическая ситуация совсем иная, чем пару лет назад. Сейчас полукриминальный бизнес тоже становится рискованным. В любой момент может обрушиться налоговая полиция, таможня, даже пенсионный фонд со своими претензиями: накопают криминала и разорят дочиста, – Вершинину явно доставляло удовольствие разворачивать свою теорию даже перед случайным слушателем. – Поэтому доля криминала в бизнесе неизбежно должна уменьшаться с половины до четверти. Так вот, четвертькриминальный бизнес, по моим прикидкам, продержится достаточно долго, потому что из этой четверти хлебать будет не блатная братва, а господа чиновники, государственный рэкет, так сказать. Они не допустят, чтобы кормушка захлопнулась. Но вся беда в том, что люди, которые привыкли сами черпать полной ложкой, никогда не откажутся от этого приятного занятия, поэтому они обречены. Им так и так пропадать. Либо государство сожрет, либо тот, кому они кислород перекрывают.
– А Ванька Кацман за что голову сложил? – хмыкнул Вовец.
– Ну, у этого свежеобрезанного иудея бизнес был чисто криминальным и бешеный навар давал. Кто-то и позавидовал.
– А может, конкуренты шлепнули? – предположил Вовец.
– Вполне, – согласился Вершинин. – Нашу фирму, во всяком случае, он здорово подсадил. И ты наш конкурент, и очень опасный, поскольку наши камни шахтеры добывают, у них себестоимость совершенно дикая, а ты со своими приятелями кайлой постучал и вон какие сумки наворотил. И даже пугать вас бесполезно, поскольку ничего серьезного у вас за душой нет, да еще долю, похоже, своей крыше в ФСБ отстегиваете.
Вовец на эти слова ничего не ответил, только уклончиво повел головой, словно раздумывая, признаваться в гебешных связях или нет?
– Чего ж тогда пугали? – не удержался от ехидного вопроса.
– Понятия не имею, – в искреннем недоумении пожал плечами Вершинин. – Спросил бы, да ответить уже некому. Вот мужиков из Индустриальной компании шугнули за то, что шахту копать начали. И нормально получилось. Они уже все дела свернули. Ведь у них, сам понимаешь, коттеджи, лимузины, недвижимость всякая. А ну как все это добро жечь начнут?
– И ты не боишься все это мне рассказывать? – удивился Вовец.
– А то ты этого не знал? – засмеялся Вершинин. – Да и занималось этим прежнее руководство, а не нынешнее. Сейчас корпорацией управляют порядочные люди. И я от их имени предлагаю тебе и твоим людям отступного. Не глядя, за весь товар и отказ от дальнейшей добычи даю сто тысяч долларов. Наличными и прямо сейчас.
– Я уже предлагал Ченшину то же самое за двести. Могу повторить еще раз: двести тысяч.
– Ну, сам подумай, – Вершинин подался вперед, почти лег на стол, заглядывая Вовцу в глаза, – Кацман убит, камни лежат без движения, кругом проблемы. А тут тебе сто тысяч чистоганом. В рублях это знаешь сколько?
– Знаю, считать умею. Двести тысяч баксов. Я прошу не больше десяти процентов от настоящей стоимости.
– Вот, гляди, – Вершинин принялся выкладывать на полированную столешницу пачки банкнот, – это сто тысяч долларов. Живые деньги, надежные. А вот там у тебя камни – необработанные, незаконные, тяжелые, опасные. Завтра вас всех ОБЭП накроет, и пойдете в тюрьму с конфискацией. – Он опять посмотрел в бесстрастные глаза Вовца. – Ну, ладно как говорят цыгане на толкучке, ни тебе, ни мене – сто пятьдесят! Ну, по рукам?
– Уговорил, – кивнул Вовец, – по рукам. Выкладывай еще полтинник.
Вершинин тут же выдвинул ящик стола и одну за другой выбросил заранее приготовленные пять пачек стодолларовых купюр. Вовец тем временем выкладывал пакеты с изумрудами. Аркадий тут же принялся хватать увесистые полиэтиленовые кульки и швырять их с глухим стуком в картонную коробку из-под видеомагнитофона.
– Ты что делаешь, варнак! – возмутился Вовец. – Это ж тебе не картошка, а самоцветы!
– А ты можешь свои баксы об пол шваркнуть, – в ответ спокойно посоветовал Вершинин, но последние кульки положил аккуратно. – Дай честное слово, что больше не будешь изумруды добывать.
– Да я тебе клянусь, что с такими деньгами в жизнь туда не полезу. Больно надо голову подставлять! – Вовец убрал в сумку последнюю пачку, закрыл 'молнию' и поднялся. – Приятно было пообщаться, а теперича нам пора. Счастливо оставаться.
– Счастливо, – помахал из-за стола Вершинин, нажав кнопку и разблокировав тем самым электронный запор на укрепленной двери кабинета.
В одном из маленьких ресторанчиков Нижнего Тагила обедали авторитеты местного уголовного сообщества. За столиком, заставленным деликатесами, они сидели вдвоем. Но за другим столиком, располагавшемся между ними и входом в зал, сидели четверо накачанных ребят с короткими прическами и тянули слабое пиво. Их задача была прикрывать хозяев от нежелательных контактов. И они рьяно кинулись останавливать какого-то дядьку в приличном костюме, попытавшегося пройти мимо них к боссам. Дядька остановился и крикнул через головы охранников:
– Господа, а я к вам!
– И чего ты хочешь? – равнодушно спросил один из боссов, ковырнув во рту вилкой и цыкнув дырявым зубом. Второй буровил острыми глазками, словно рентгеном просвечивал. Меньше чем через минуту он уже вычислил, что перед ним человек служивый.
– Помощи жду и совета, – уже спокойно сказал мужчина.
– Ну, тогда подойди, расскажи, из каких будешь, в каком звании?
– Подполковник Косарев, Областное управление Федеральной службы безопасности, – мужчина извлек из нагрудного кармана удостоверение, раскрыл и положил на стол. – Можете не представляться, я вас знаю.
– И чем же мы сделались интересны такому большому человеку, что он из самого Свердловска прикатил?
Косарев оставил без внимания то, что Екатеринбург был назван прежним советским именем. Возле стола не имелось свободного стула, очевидно, чтобы никому в голову не пришло подсесть. Подполковник небрежно выдернул стул из-под ближнего бойца и обосновался напротив авторитетов у чистого столового прибора. Один из боссов двинул к нему чистую рюмку из центра стола, где стояло еще несколько, и налил доверху водки из запотевшего графинчика. Подполковник молча выпил и полез вилкой в мясное ассорти. Только закусив как следует, начал разговор:
– Один из ваших людей, некто Шуба, убил нашего работника. Эта Шуба нам нужна.
– А если мы не знаем такого? А если он не убивал никого? – один из боссов начал подниматься из-за стола, и тон его голоса тоже возрастал.
– Очень плохо, – Косарев изобразил разочарование. – Придется самим искать, всех на уши ставить… Найдем, не иголка, целая Шуба как-никак…
– Спасибо, что не побрезговал нашей выпивкой-закуской, – второй босс был постарше, поопытней и правильные понятия не забыл, – что пришел, как человек. Нам с твоей конторой ссориться причин нет. Вы там Россию оберегаете, а не людей утесняете. А что до этого, как его, Шапки, что ли? Так поспрошаем людей, может, кто и вспомнит.
– Шуба, – подсказал Косарев. – Я тут на бумажку все записал, чтобы память не грузить лишний раз. – Он положил на крахмальную скатерть сложенный вчетверо глянцевый лист.
– Пойду, пожалуй, – поднялся сердитый босс, обращаясь к пожилому, – а то еще скомпрометирует.
– А ведь лет пять назад я бы компромата побоялся, – заметил подполковник и вздохнул: – Что
