Ecce homo. Как становятся собою

уничтожить! Пусть даже очевидно, что он был написан в полнейшем безумии, наверняка найдутся люди, которые скажут: именно поэтому этот текст так важен, — ведь здесь без всякого стеснения и с полной искренностью говорит инстинкт». Тем не менее после этого Кезелиц сделал собственноручную копию, благодаря которой мы теперь можем судить о том, что именно названо здесь «полным безумием» и (выше) «лихорадочным бредом». Копию Кезелиц надписал словами: «Копия листа, который Ницше, уже в полном безумии, отправил Науманну во время печати Ессе homo». Позже, возможно, после разрыва с Элизабет Фёрстер-Ницше в 1909 году, Кезелиц стёр слова «в полном безумии», более того — ссылался на данный текст в переписке с Эрнстом Хольцером. Тогда как раз вышел V том писем Ницше, в который вошло немало адресованных Элизабет писем, ею же во многих случаях и сфабрикованных. [5] В связи с этим 23 июня 1909 Кезелиц пишет Хольцеру: «В Вашей последней открытке говорится: письма (V) не оставляют никаких сомнений относительно душевно близких отношений Ницше с сестрой. Ну да, ну да!.. Однако близкие отношения требовали немалого самопреодоления. Сколь мучительным было это преодоление для Ницше, стало ясно лишь незадолго до того, как он впал в безумие, а именно — когда он отправил Науманну в качестве дополнения к Ecce большой лист in folio по поводу матери и сестры».

Два сохранившихся черновика к 3-му параграфу не оставляют никаких сомнений относительно аутентичности этого текста. Да и в том, что касается прорывающегося местами психического напряжения, 3-й параграф мало чем отличается от многих других мест «Ecce homo». В свете этого Д. Колли и М. Монтинари включили его в состав «Ecce homo» именно в непубликовавшейся ранее окончательной версии, что вслед за ними делает и наше русское издание. Одновременно текст 3-го параграфа даёт представление и о том, каким могло быть содержание «выпавших» из-под руки Кезелица (т. е. при изготовлении им копии рукописи «Ecce homo»; см. выше) фрагментов и уничтоженных, по признанию Элизабет, «мест пленительной красоты».

История создания

В основу текста «Ecce homo» легло небольшое самоописание, созданное во время работы над корректурой «Сумерек идолов». Оно опубликовано в ПСС 13 как фрагмент 24 [1] и состоит из 11 главок, включающих в себя как фрагменты глав «Почему я так мудр» и «Почему я так умён» из «Ecce homo», так и главу «Чем я обязан древним» из «Сумерек идолов». После того, как 15 октября 1888 г., в свой сорок четвёртый день рождения, Ницше, согласно его письменным свидетельствам (см. НП, с. 337–338), «принялся за очередное начинание», где «речь идёт обо мне и моих произведениях», он 24 октября отослал в лейпцигскую типографию главы «Чем я обязан древним» и «Молот говорит» (текст из «Так говорил Заратустра») в качестве завершающих разделов «Сумерек идолов».

Работа над первой редакцией «Ecce homo» продолжалась с 15 октября по 4 ноября. Именно в промежутке между этими датами Ницше, согласно его письму Науманну от 6 ноября, «выполнил неимоверно трудную задачу — рассказать самого себя, свои книги, свои взгляды... свою жизнь». Эта первая редакция, которую Д. Колли и М. Монтинари называют «октябрьской редакцией», состояла из 24 параграфов. Затем Ницше написал Предисловие и главы о «По ту сторону добра и зла», «Случае “Вагнер”» и «Сумерках идолов». Вместе с октябрьской редакцией он отослал их в середине ноября в типографию Науманна. Таким образом было возведено основное здание книги, в которое с середины ноября до 6 декабря Ницше также периодически вносил новые, не столь значительные изменения. 6 декабря Ницше отослал целиком просмотренную им Dm в лейпцигскую типографию. Однако с середины декабря последовали новые существенные изменения: 1) в главу «Почему я так умён» добавились параграфы 4, 6 и 7; 2) в главе «Почему я пишу такие хорошие книги» текст 2-го параграфа был заменён новым; 3) в главу о «Человеческом, слишком человеческом» добавился 6-й параграф; 4) изменена концовка 5-го параграфа главы о «Так говорил Заратустра» (цитата из «Закона против христианства»); 5) заменён 3-й параграф главы «Почему я так мудр» (см. коммент. ^{7}). 29 декабря, то есть после того, как были отосланы все эти добавления, Ницше известил издателя, что будет прислан ещё «остаток рукописи, сплошь чрезвычайно существенные вещи, в том числе стихотворение, которым должен заканчиваться Ecce homo». Самое последнее изменение было внесено 2 января 1889 г., когда Ницше отозвал обратно стихотворение «Слава и вечность» (см. коммент. к «Дионисовым дифирамбам»), предназначенное было венчать собою «Ecce homo». В свою очередь отправлено в Лейпциг оно было 29 декабря, с указанием: «Раздел “Объявление войны” выпадает, равным образом и — “Молот говорит”». Таким образом, согласно последним распоряжениям Ницше, заканчиваться текст «Ecce homo» должен был так же, как он заканчивается во всех изданиях, начиная с 1908 г.

,

Фридрих Ницше Ecce homo Как становятся собою

Предисловие

1

В предвидении, что недалёк тот день, когда я выдвину человечеству самые суровые требования, которые перед ним когда-либо ставились, мне кажется необходимым сказать, кто я такой. В сущности это могли бы уже и знать: ибо я не раз «свидетельствовал о себе». Но несоответствие между величием моей задачи и ничтожеством моих современников проявилось в том, что меня не слышали и даже не видели. Я живу на свой собственный кредит, и, быть может, то, что я живу, — всего-навсего предрассудок?.. Мне достаточно только поговорить с каким-нибудь «образованным» человеком, приезжающим летом в Верхний Энгадин, чтобы убедиться, что я не живу...^{1} В этих условиях возникает обязанность, против которой в сущности восстаёт моя привычка и ещё больше гордость моих инстинктов, а именно — обязанность сказать: Выслушайте меня! Ибо я такой-то и такой-то. Прежде всего не путайте меня с другими!

2

Я, например, вовсе не пугало, не моральное чудовище, — я даже натура, противоположная той породе людей, которую до сих пор почитали как добродетельную. Между нами: как мне кажется, именно это составляет предмет моей гордости. Я ученик философа Диониса, я предпочёл бы скорее быть сатиром, чем святым. Но прочтите-ка это сочинение. Быть может, оно мне удалось, и, быть может, это произведение не имеет никакого иного смысла, как ясным и доброжелательным образом выразить названную противоположность. «Улучшить» человечество — было бы последним, что я мог бы обещать. Я не создаю новых идолов; пусть научатся у древних, во что обходятся глиняные ноги. Низвергать идолов (так называю я «идеалы») — скорее уж в этом моё ремесло. Ценность, смысл, истинность реальности были отняты у неё в той мере, в какой измыслили идеальный мир... «Мир истинный» и «мир кажущийся» — в переводе: измышленный мир и реальность... Ложь идеала была до сих пор проклятием, тяготевшим над реальностью, — из-за него само человечество сделалось изолгавшимся и фальшивым вплоть до самого дна своих инстинктов, до обоготворения ценностей, обратных тем, которые только и обеспечивали бы развитие, будущность, высокое право на будущее.

3

— Кто умеет дышать воздухом моих сочинений, знает, что это воздух высот, резкий воздух. Надо быть созданным для него, иначе велика опасность