зрения, хотя отстаивал ее я один, казалось несомненным. Каково же было мое удивление, когда Сталин предложил принять на вооружение винтовку конструкции Токарева'.
У Ванникова невольно вырвался вопрос:
- Почему же?
Сталин ответил:
- Так хотят все.
К производству самозарядной винтовки Токарева приступили на Тульском оружейном заводе. При этом одновременно устраняли отдельные недостатки в конструкции, а также недоделки, возникавшие в технологическом процессе при массовом выпуске самозарядных винтовок. Объем этих работ оказался весьма значительным.
После многих усилий туляки наконец начали поставлять самозарядки армии. Однако вскоре посыпались жалобы на то, что винтовка тяжела, громоздка, сложна в эксплуатации и бойцы зачастую стремятся от нее избавиться, предпочитая иметь старую винтовку конструкции Мосина. А так как уже шла война с белофиннами, дело приняло острый оборот.
Бориса Львовича вызвали в Кремль. Сталин встретил его вопросом:
- Почему приняли на вооружение токаревскую винтовку, а не симоновскую?
Ванников напомнил, как было дело, но в ответ услышал раздраженное:
- Вы виноваты. Вы должны были внятно доказать, какая винтовка лучше, и вас бы послушали. Почему вы допустили, что у нас такой длинный тесак?
Борис Львович промолчал. А Сталин сказал:
- Надо прекратить изготовление винтовок Токарева и перейти на изготовление винтовок Симонова, а тесак взять самый малый, например австрийский.
'Как я ни был поражен этими обвинениями, - вспоминал Б. Л. Ванников, возражать и оправдываться было неуместно.
Но в то же время я сразу представил себе последствия такого решения и счел нужным попытаться предотвратить его.
- Прекращение производства токаревских самозарядных винтовок, - сказал я, - приведет к тому, что у нас не будет ни их, ни симоновских, так как выпуск последних можно начать не ранее чем через год- полтора.
Сталин подумал, согласился и отказался от своего намерения. Вместо прекращения производства винтовки Токарева он предложил конструктивно улучшить ее, главным образом в части снижения веса, и уменьшить тесак, сделав все это без замены большого количества технологической оснастки'.
Конструкторы и технологи подробно изучили каждую деталь токаревской СВ, чтобы облегчить ее и улучшить, как сказал Сталин, приблизить 'самозарядную винтовку Токарева к самозарядной винтовке Симонова'. Все конструктивные изменения направляли главным образом на снижение веса деталей, а так как внедрить их, не меняя автоматики, было нелегко, то облегчили в основном вес металлических деталей, просверливая в них отверстия, увеличивая фаски и т. д., а деревянные детали утончали. Битва шла, можно сказать без преувеличения, за каждый грамм.
Хлопот с самозарядной винтовкой Токарева было много и в Ижевске, хотя благодаря большим возможностям металлургии у нас все это проходило менее болезненно. Главная трудность заключалась в нехватке производственных площадей - ведь выпуск винтовок Мосина и других изделий не снижали. Пришлось ужимать все, что можно, прежде всего за счет вспомогательных служб, а также прекращения производства некоторых видов станков для народного хозяйства. Вместо этих станков стали изготовлять специальные станки и другое оборудование для нового изделия. Особенно туго пришлось инструментальщикам. Требовалось много нового инструмента, но продолжали выпускать и прежний. А ведь инструментальный цех не резиновый. Пришлось добавлять в цех людей. Было много и других сложностей. Но в конце концов самозарядку Токарева освоили и довели выпуск до 500 винтовок в сутки.
В конце 1939 года мне позвонили из Москвы и сообщили, что на финском фронте у одной из самозарядных винтовок, изготовленной нашим заводом, лопнула пружина, подающая патроны из магазина в ствольную коробку. Потребовали немедленно разобраться в причине и доложить. В тот же день в Карелию вылетел главный конструктор завода и заместитель начальника сборочного цеха. Вскоре они вернулись с поломанной пружиной. Оказалось, что пружина лопнула не в боевых условиях, а в винтовке, висевшей на стене при входе в помещение, когда мороз достиг 40 градусов. При тщательном исследовании обнаружили в этой пружине очень мелкую, почти микроскопическую царапину на месте поломки. Затем выяснили, что сталь, из которой изготавливали пружины, при температуре минус 40 градусов теряет прочность на 20-30 процентов, а при 60 градусах ниже нуля почти наполовину. Этого, конечно, мы, заводские работники, не учли.
После этого случая выплавляли сталь, которая не теряла прочности даже при самых низких температурах. Новые пружины направили в войска, чтобы заменить прежние.
Конечно, не всегда температура бывает минус 40 градусов и не всегда такой холод совпадает с дефектом детали, но все же неприятные минуты нам пришлось пережить. Докладывать об устранении этого недостатка в оружии пришлось не только начальнику главка, но и наркому, что свидетельствовало об острой реакции на случившееся со стороны правительства. И хотя больше на нашу продукцию жалоб не поступало, за этот грех главный инженер завода получил строгий выговор, а еще через два-три месяца его перевели на другую работу, не связанную с техникой. Меня кара обошла. Видимо, потому, что я был совсем молодым директором завода, к тому же недавно награжденным орденом Красной Звезды за хорошую работу.
Не успели мы развернуть производство новой винтовки, как Б. Л. Ванников вызвал меня в Москву. Когда я появился у него в кабинете, он, посмеиваясь, сказал:
- Я тут тебе небольшой гостинец приготовил, чтобы работалось веселей.
И уже серьезно добавил:
- Ты, наверное, знаешь, что наши самолеты вооружены в основном пулеметами калибра 7,62 мм, которые хотя и имеют новый патрон, но стреляют практически винтовочными пулями. И пусть у этих пулеметов очень высокая скорострельность, поражаемость цели мала. У немцев самолеты из металла. Нужен другой пулемет крупнокалиберный. Вчера меня вызвал товарищ Сталин и поручил срочно изготовить опытную партию пулеметов, над которым работает конструктор Я. Г. Таубин, а затем наладить их серийный выпуск. Сталину доложили, что пулемет отработан. Калибр его 12,7 мм. Как я понял, этим пулеметом будут вооружать новые и перевооружать старые самолеты.
Ванников подошел ко мне и спросил:
- Как посмотришь, если этот пулемет мы станем изготавливать в Ижевске?
- Можно попробовать, - отозвался я, - база у нас для этого есть.
- Вот и хорошо, - согласился Ванников и, взяв меня под руку, проводил в приемную, где в углу стояло два плотных мешка:
- Здесь чертежи пулемета, бери их с собой и вылетай. Самолет я уже тебе заказал.
И немного погодя добавил:
- Первые пять пулеметов надо сделать в течение месяца.
- В течение месяца? - не удержался я. - Да такой срок для изготовления нового, притом крупнокалиберного пулемета у меня и в голове не укладывается.
Но Ванников только улыбнулся:
- Укладывайте все в голову и срок постарайтесь выдержать.
На заводе я сразу пригласил главного инженера, конструкторов и технологов, и мы стали изучать чертежи пулемета. Надо заметить, что конструкция пулемета, темп стрельбы которого составлял 800 выстрелов в минуту, у нас энтузиазма не вызвала. Было много сомнительных мест. Особенно сложным оказался затвор, к тому же он еще катался по каким-то роликам. Это очень настораживало. Молодой, но способный заводской конструктор В. И. Лавренов прямо заявил:
- Пулемет будет работать плохо.
Может быть, такое заявление было слишком категоричным, но, как оказалось, прозорливым. Отменить решение мы не могли, поэтому, несмотря на недоверие к конструкции, взялись за дело горячо, к изготовлению первых пулеметов привлекли самых квалифицированных слесарей, лекальщиков, механиков.
