Но жемчужиной его собрания был маленький пузырек, в котором Николай хранил последний выдох своего отца.
Игорь Николаевич был еще не старым, но уже изрядно выжившим из ума человеком. Лучшие свои годы он провел в кресле начальника первого отдела крупного оборонного предприятия. Поэтому Игорь Николаевич собирал пишущие машинки.
Именно собирал, доведя до абсолюта требования инструкции советских времен, согласно которой всю принадлежащую учреждению копировальную технику на период праздников надлежало сдавать в первый отдел с обязательным опечатыванием помещения.
Коллекция Игоря Петровича, в которую входили машинки марок «Ятрань», «Москва», «Ленинград», «Идеал», «Любава», «Листвица», «Оптима», «Эрика», «Мерседес», «Ундервуд», «Роботрон», хранилась в отдельной комнате, постоянно опечатанной при помощи аккуратного оттиска латунной печатки на специальной пластичной пасте, заполняющей так называемую «чашечку», внутри которой проходила вощеная веревочка. Данное незамысловатое приспособление полностью исключало возможность несанкционированного проникновения в помещение посторонних людей.
Дверь вскрывалась лишь в случае приобретения новой модели, с которой коллекционер тут же снимал отпечатки литер. Происходило это следующим образом. Игорь Степанович заправлял в машинку два чистых листа бумаги с проложенной между ними копиркой и отпечатывал вверху ее название, модель и заводской номер. Затем три раза переводил каретку и отпечатывал следующий текст:
йцукенгшщзхъфывапролджэячсмитьбюё
ЙЦУКЕНГШЩЗХЪФЫВАПРОЛДЖЭЯЧСМИТЬБЮЁ
0123456789-=
!№%:?()+.,§
После этого Игорь Александрович, одной рукой придерживая с нажимом боковую ручку каретки, другой рукой аккуратно извлекал листы из машинки и разборчиво проставлял на них дату и подпись. Листы с образцами шрифтов хранились в специальной папке, пронумерованной, прошитой и скрепленной печатью. Использованная копирка тут же уничтожалась.
Свою деятельность Игорь Сергеевич называл «контролем за утечкой информации». А к коллекции относился как к джинну, запечатанному в бутылке.
Аркадий никогда не ходил по городу бесцельно. Точнее, помимо основной задачи попасть из пункта А в пункт Б он всегда имел и сверхзадачу. Внимательно глядя под ноги, он то и дело поднимал и тщательно осматривал всевозможные камешки, камни и булыжники. Со временем в нем до такой степени развилась интуиция, что он наклонялся лишь за тем экземпляром, который был способен украсить его коллекцию необычных камней.
Аркадий собирал камни, таящие загадку. Был в его коллекции, например, окаменевший миллионы лет назад ком глины, в которую наполовину врос металлический гвоздь. Не современный, а доисторический — дочеловеческий гвоздь. Был образец камня, сохранивший отчетливые следы высокоточного сверления. И даже была видна смазка, покрывающая характерные спиралеобразные канавки, смазка, затвердевшая десятки миллионов лет назад! Был камень, к которому время намертво «припаяло» небольшую шайбу. Правда, не гройверную, а обычную. И совсем уж уникальная находка Аркадия — окаменевший трансформатор с двумя обмотками — входной и выходной!..
Чьими руками все это было сделано, если согласно официальной теории происхождения человека в ту пору ничего разумного на земле не было и быть не могло? Версию о внеземном происхождении сих феноменов Аркадий отвергал с возмущением, поскольку был человеком естественнонаучного склада ума, а значит, завзятым антропоцентристом.
В его собрание камней входили вещи и не столь уникальные. Тут были также и окаменевшие соты древних пчел, заполненные медом, и отпечатки лап динозавров, и фрагмент мышцы мамонта с жировой прослойкой, и яйцо динозавра, также окаменевшее, какие-то зубы невероятных размеров, чешуя, способная защитить от проливного дождя семью из трех человек, когти, с которыми можно смело идти на гражданскую войну, если, конечно, привязать такой коготь к удобной рукояти…
У Аркадия было врачебное прошлое. Поэтому к своей коллекции он относился хоть и с уважением, но вполне спокойно и уравновешенно: палеонтологические реликвии, загадки бытия. То есть не привносил в свои занятия никакой иррациональности и мистики. Если же к нему приходили люди экзальтированные, нервные, остро ощущающие проявление чужой энергетики, исходящей от таинственных камней, то порой случались безобразные сцены с царапанием собственных лиц, срыванием одежды, истерическими рыданиями. С некоторыми случались даже эпилептические припадки. Однако благодаря большому врачебному опыту Аркадия все всегда заканчивалось относительно благополучно.
Виктор уже много лет собирал газетные вырезки, в которых в каком-либо качестве — автора, интервьюируемого или героя публикации — фигурировал человек по фамилии Петров. Потому что Виктор был тоже Петровым. Корреспондентов с такой распространенной фамилией в его коллекции, как ни странно, было очень мало — где-то около полутора десятков. Известных людей: эстрадных певцов, министров, депутатов, банкиров, деятелей культуры и искусства, крупных ученых, — на первый взгляд, было гораздо больше. Однако на поверку оказывалось, что и их было не много, просто одни и те же лица фигурировали в различных публикациях самых разнообразных газет и журналов.
Основную массу Петровых в коллекции Виктора составляли люди простые, имевшие обычные земные профессии: милиционеры, врачи, учителя, столяры, дворники, менеджеры, слесари, инженеры, продавцы, полеводы, лесники, сталевары, таможенники, повара, военнослужащие, официанты, печатники, кассиры, домоуправы, фрезеровщики, шоферы, фермеры, брокеры, пилоты, начальники цехов и производственных участков, токари, егеря, кладовщики, горноспасатели, дилеры, программисты, парикмахеры, рекламные агенты, кочегары, такелажники, военные и гражданские моряки, каменщики, ткачи, автомеханики, стропальщики, конструкторы, плотники, крупье, охранники, портные, часовщики, подсобные рабочие, зоотехники, налоговые инспекторы, лесорубы, шахтеры, сапожники, администраторы, помощники депутатов, мелкие бизнесмены, гальваники, печники, связисты, конюхи, кровельщики, экскаваторщики, пожарники, технологи, концертмейстеры, комбайнеры, дантисты, массажисты, кондитеры…
В результате столь избирательного коллекционирования в сознании Виктора самым естественным образом сформировалась довольно странная идея о том, что на Петровых земля держится. И что без Петровых народ не полный.
Леонид имел очень высокое общественное положение и был не стеснен в средствах. Поэтому он коллекционировал автомобили, которые являлись для него не только символом могущества любой власти — демократической, тоталитарной, бесхребетной или даже преступной по отношению к собственному народу, — но и заключали в себе достаточно наглядную материализацию магической фразы: «И какой же русский не любит быстрой езды!» Леонид быструю езду любил до самозабвения. Поэтому его коллекция носила более инженерно-технический характер, нежели культурно-исторический.
Он, извиняюсь за каламбур, не гонялся за автомобилями, принадлежащими тем или иным выдающимся людям. Поэтому в его коллекции не было лимузинов, на которых в свое время ездили Чаплин, Шоу, Дисней, Ататюрк, Эйнштейн, Рузвельт, Черчилль, Броз Тито, Мао Цзедун, Франко, де Голль, Чемберлен, Кеннеди, Монро, Синатра, Престли… К тому же в период «холодной войны» с Западом участие Леонида пусть и через доверенных лиц в каком-либо аукционе с целью приобретения уникальной автомашины было невозможно, так как выставляло бы его в глазах мировой общественности в ложном свете.
Однако он не включал в свою коллекцию и вполне доступные, с организационной точки зрения, лимузины, например, Ленина, Дзержинского, Лемешева, Немировича-Данченко, Чкалова или Стаханова. Понятно, что сесть за руль, который когда-то держали Сталин, Берия или Троцкий, Леонид по вполне понятным причинам не мог. Но что ему мешало изредка проноситься по хорошо охраняемому шоссе,
