Незаметною ролью и скромнойНе пленяться, обид не глотать,Надо было не чашку и блюдцеИ не скатерть любить на столе,Надо было уйти, отвернутьсяОт всего, что любил на земле.— Дорогие мои, не судитеТак же быстро, как я вас судил,Восхищаясь безумством отплытий,Бегств и яркостью ваших чернил,Мне казалось, что мальчик в СургутеИли Вятке, где мглист небосвод,Пусть он мной восхищаться не будет,Повзрослеет — быть может, поймет.— Надо было, высокого пылаНе стесняясь, порвать эту сеть,Выйти в ночь, где пылают светила,Просиять в этой тьме и сгореть.Ты же выбрал земные соцветьяИ огонь белокрылый, дневной,Так сиди ж, оставайся в ответеЗа все слезы, весь ужас земной.* * *Поскольку я завел мобильный телефон, —Не надо кабеля и проводов не надо, —Ты позвонить бы мог, прервав загробный сон,Мне из Венеции, пусть тихо, глуховато, —Ни с чьим не спутаю твой голос: тот же он,Что был, не правда ли, горячий голос брата.По музе, городу, пускай не по судьбам,Зато по времени, по отношенью к слову.Ты рассказал бы мне, как ты скучаешь там,Или не скучно там, и, отметя полову,Точнее видят смысл, сочувствуют слезам,Подводят лучшую, чем здесь, под жизнь основу?Тогда мне незачем стараться: ты и такВсе знаешь в точности как есть, без искажений,И недруг вздорный мой смешон тебе — дуракС его нескладицей примет и подозрений,И шепчешь издали мне: обмани, приляг,Как я, на век, на два, на несколько мгновений.Кто с чем
Омри Ронену.
Мандельштам приедет с шубой,А Кузмин с той самой шапкой,Фет тяжелый, толстогубыйК нам придет с цветов охапкой.Старый Вяземский — с халатом,Кое-кто придет с плакатом.Пастернак придет со стулом,И Ахматова с перчаткой,Блок, отравленный загулом,Принесет нам плащ украдкой.Кто с бокалом, кто с кинжаломИли веткой Палестины.Сами знаете, пожалуй,Кто — часы, кто — в кубках вины.Лишь в безумствах и в угареКое-кто из символистовНичего нам не подарит.Не люблю их, эгоистов.* * *Я их знаю, любителей самыхМрачных выводов: жизнь не мила.Что же надо им в сплетнях и дамах,Звоне рюмок и блеске стола?Почему они вина смакуют,Руки так потирают, скажи?Тем мрачнее скорбят и тоскуют,Про обман говорят, миражи.Мне бы так, как они, разбиратьсяВ табаках и сортах коньякаИ в меню глубоко погружаться,Про себя улыбаясь слегка.Между прочим, немецкий философ,Пессимизмом смутивший свой век,Тоже в жизни вальяжен и розовБыл и благ не чуждался, и нег.Я их знаю, любителей фразы,Спекуляций на горе и зле,Но цветок полевой, желтоглазыйЗначит больше на этой землеИ в несчастье скорее поможет,Так на летнее солнце похож.С обобщеньями он осторожен,В философские дебри не вхож.