Убран ли стол яств, как положено? покрыты ли лаком царапины?Сверкает ли нож золингенской стали с ручкою из моржовой кости?Ах, как хочется жить, делать глупости,танцевать под Алену Апину —даже зная, что час неурочный, кто умер, а кто разъехался,и никакие гости не вломятся в дом, хохоча, размахивая бутылками и тюльпанами,спрятанными от мороза в сто бумажных одежек, в сто газет с безумными новостями.Помнишь — дыша туманами, тихо пройдя меж пьяными?В назидание юношам можно считать, что вообще-то надежды нет,отчего же она так упорно возникает из праха,и трепещет снова и снова, и в архивах у Господа Богаищет пепел горящей степной травы,ищет горного холода и долинного света — синего, золотого,как потрескавшаяся майолика на глиняных куполах Хивы…Урок литературыПока мы топчемся в переднихбесчестной вечности, наследникмуз светлых молится звездевечерней и ночному зверю.Зачем же я в иное верю,зачем мне чудится вездеСальери (классика соцарта),взасос целующий Моцартаи лесопильных школьных партряды, где юно-пионерыцветут, как веточки омелы,в недобрых дебрях бакенбардорденоносного пиита?Лапта и прятки позабыты,они за Горького горой,любовь к отечеству слепа в них,а за спиной — безносый ПавликМорозов, гипсовый герой.Скажи, остряк, в каком астралемы дружным хором повторялилихие богохульства, гдев нечистой блинной ли, пельменнойсидит художник непременный,рукою роясь в бороде?Костры, табак, ремни тугие.Горбатый друг, от ностальгиикак ты излечишься, покахоронит погребальщик юныйсвой алый галстук, и латунныйгорн, и ручного хомяка?* * *Под свист метели колыбельнойвздремни, товарищ мой похмельный, —синяк под глазом, ночь нежна.Стакан воды водопроводнойтебе по комнате холоднойнесет усталая жена.Костяшки на небесных счетахстучат, спать не дают. Еще такнедавно нас пленяли снынадежды, славы, тихой веры.Но в темноте все кошки серы,любые ангелы страшны,и приобщиться к дивной тайнеразрешено такой ценой,что ужасался даже РайнерМария Рильке. Бог — с тобой,ты — с ним, ты шепчешь «благодарствуй»сквозь сон, и «музыку готовь»,и вдруг — «да минует нас барскийгнев и господская любовь…».29 января 2001 годаПри жизни мы встречались редко. Ябыл слишком горд, чтоб ударяться в поискконтактов с мэтром. Музыку крояна свой манер, не слишком беспокоясьо будущем, к испарине трудаи водки привыкая, в тайны слогароссийского вгрызаясь, навсегдая избежал попытки диалога,в котором надлежало бы изречьдруг другу нечто главное, по типуДержавина и Пушкина, извлечьорех из скорлупы, сдружиться либопоссориться. Но — комплексы, к чинампочтение, боязнь житейских просьб ипрезренной прозы. Нет, при встрече намразговориться вряд ли удалось бы.
