и веселая фантазия, она пьянит, как кокаин с шампанским в новогоднюю ночь. Этот роман — самое крупное событие в мировой литературе после „Ста лет одиночества“ Маркеса, а в русской литературе не было ничего подобного со времени выхода в свет в 1968 году романа „Мастер и Маргарита“. <…> „Голубое сало“ — это полное свершение, исполнение всех надежд и свыше того. <…> Не удивлюсь, если по этой книге потомки будут вспоминать наше безвременье. <…> Сорокинский удар по официальному нарративу хочется сравнить с Десятью Сталинскими ударами, с Парижской Коммуной или с китайской культурной революцией».
А. А. Эйлер. Путевой дневник. Публикация, вступительная заметка и примечания С. С. Тхоржевского. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2002, № 1.
Весной 1919 года Александр Александрович Эйлер (1884–1934) был направлен деникинской администрацией в инспекционную поездку по Ставрополью. «Среда, 1.V. Св. Крест. <…> Познакомился с приехавшим к губернатору из Актюбинска уездным начальником Актюбинского уезда полковником Кожиным. Бывший жандармский офицер, грубый и цинично жестокий человек. Для спокойствия своего уезда, состоящего главным образом из ногайцев, считает необходимым вырезать все русское население, которое будто бы большевистское. <…> Политику Добрармии не стесняясь ругает, считая ее „дерьмократией“».
Составитель Андрей Василевский <http://www.avas.da.ru>
«Вопросы истории», «Вопросы литературы», «Вопросы философии»,
«Дружба народов», «Знамя», «Наше наследие», «Новое литературное обозрение»
Лев Айзерман. Похмелье. Из записок учителя. — «Знамя», 2002, № 2 <http://magazines.russ.ru/znamia>
Эти безнадежные «Записки», написанные в наше время о нем самом (конец 80-х — начало 90-х), поразительно корреспондируют с записками районного доктора Константина Ливанова (вторая половина 20-х), опубликованными в «Новом мире» (2002, № 1, 2). И там и здесь, в Слове о погибели земли Русской, автор — патриот, интеллигент, профессионал и умница. И там и там — правда. Но там (Ливанов), сквозь ужас жизни, брезжит свет, фитилечек моргает. Здесь (Айзерман) опереться, кажется, дано лишь на «великую русскую литературу», да и то…
А прилежным ученикам нашего героя (человека, перешедшего семидесятилетний рубеж, 50 лет отдавшего ремеслу) очень повезло: это вычитывается из первого же абзаца.
Н. С. Андреева. Статус немецкого дворянства в Прибалтике в начале ХХ века. — «Вопросы истории», 2002, № 2.
Угадайте, как они там жили, если вы не специалист по периоду. Неправильно. Их здорово били. Потом эти прибалтийские немцы, как писал историк О. Хетч, на протяжении почти тридцати лет определяли взгляд германского общества на Россию. Ненавидящий, конечно. Большая часть идеологической подготовки Первой мировой — это они.
Аристотель. Евдемова этика. Перевод с древнегреческого Т. В. Васильевой. — «Вопросы философии», 2002, № 1.
Принципиально новый перевод давно не публиковавшегося сочинения, с увлекательным предисловием переводчика, чем-то похожим на законспирированное откровение. Слово Аристотелю: «Почти в каждом образе поведения из рассматриваемых нами похвальных или предосудительных нравов бывают превышения, бывают упущения, а бывают и середины — по степени „накала страстей“…»
К. Г. Баллестрем. Церковь и демократическая культура: проблема адаптации и конфликты. Перевод с немецкого В. К. Кантора. — «Вопросы философии», 2002, № 1.
Профессор из Католического университета г. Айштетт пишет: «Когда я смотрю на Германию, то понимаю, что многие надежды разрушены. Хотя мы имеем хороших священников, которые почти изнемогают от работы, и увлеченных мирян, которые трудятся в советах и предприятиях. У нас есть христианские политики, которые стараются осуществить христианские ценности и поддержать интересы церкви (к примеру, при основании католического университета). Но если можно говорить об оживлении католицизма в целом, то не может быть и речи о христианизации общества. Вместо этого стал очевидным факт расцерковливания и дехристианизации общества, факт, который читается по цифрам о посещающих церковные службы (исходящим от церкви) и по анкетам о религиозных убеждениях…»
Если б вы знали, как я жду статьи какого-нибудь профессора из какого-нибудь Православного университета в журнале «Вопросы философии»!
Гриша Брускин. Настоящее продолженное. Из книги «Работа над ошибками». — «Знамя», 2002, № 2.
Никак не пойму, чем — при всем том — отталкивает меня талантливый концептуалист Гриша Брускин? Может быть, тем, что, когда подобное остроумие производил (и, естественно, торговал им) Довлатов («Наши», оба «Соло» и проч.), это было, во-первых, — ново и, во-вторых, — не без любви? Если бы я был недоброжелатель, то отличительной чертой творчества Брускина назвал бездушную наблюдательность (или холодное острословие)… Просто как факт, без негатива.
Впрочем, четверть века назад про «Настоящее продолженное» написали бы так: «Так называемому писателю Григорию Брускину нравится ковыряться в отдельных недостатках нашей жизни». Самое грустное — кажется мне, — что если освободить писателя от «так называемого» и вернуть литературное имя…
Сергей Гандлевский. «<НРЗБ>». Роман. — «Знамя», 2002, № 1.
В десятках рецензий роман уже пересказали, а читателей «Нового мира» ждет вскоре пространная статья о нем.
Я читал его два раза: сначала с недоверием и неловкостью, спотыкаясь об очевидность некоторых конструкций (главным образом это — Набоков, «засвеченный» в жестком постмодернистском поле), а уж затем, обжив его по себе, — с нарастающими переживаниями. Ну прямо как Лев Семеныч Рубинштейн то ли в «Русском», то ли в «Еженедельном Журнале»! Интересно, что роман пропитан интонацией многих стихов С. Г., иногда вырастающей в большие прозаические этюды-отступления, где каждый древесный лист, каждый излом асфальта излучается вниманием и любовью. Тем, кто знаком и с поэтом, и со стихами (особенно середины 90-х), услышится его настоящий «гандлевский» голос. Отловил я и любимую им — еще со времен декларации «критического сентиментализма» в памятном сборнике «Личное дело №» — фразу Пушкина о Радищеве.
Уж не знаю почему, но в моем сознании нынешняя книга Гандлевского понеслась — течением — в сторону того «библиотечного острова», где у меня проживают «Шинель» и набоковский «Пнин».
Гражданское общество, правовое государство и право. «Круглый стол» журналов «Государство и право» и «Вопросы философии». — «Вопросы философии», 2002, № 1.
Дискуссию объемом в полсотни страниц вполне можно издать отдельной книжкой. Насыщенная историческими, геополитическими, философскими, социологическими и прочими аллюзиями, она действительно интересна, интригующе-провокативна и т. д. Иные реплики тянут на тщательно подготовленные доклады. Иные (будь они произнесены, скажем, в стенах Госдумы) повлекли бы за собой демонстрацию мускульных сокращений, голосовых-языковых запасов и возможностей.
Много приведено цифр, в том числе — неожиданных: «Я, например, знаю коллектив нашего института, который на 98 процентов состоит из порядочных людей, а выросли они при той системе…» Это — член-корреспондент РАН Е. А. Лукашева.
Поцитирую еще немножко. Буквально подряд (то есть по кругу стола).
«А. Ф. Зотов (доктор философских наук, заведующий кафедрой истории зарубежной философии МГУ). Можно еще вопрос? Вы как само собой разумеющееся аксиоматическое определение использовали термин права человека и соответственно понятие человека. Но не всегда были времена, когда женщину считали человеком… Мы должны теоретически определиться, когда начинается человек. Например, ребенок. Сейчас говорят о правах ребенка. Это что, права человека или не совсем? Это теоретическая проблема.
Е. А. Лукашева. Права человека — они естественные и прирожденные. Мы это, слава Богу, сейчас приняли. Право на жизнь, на неприкосновенность, на свободу убеждений — это естественное, неотъемлемое состояние личности.
А. Ф. Зотов. А я считаю неотъемлемым правом человека право на самоубийство. Надоело ему жить — и все. Сейчас этот вопрос обсуждается.
