отниму руку! Ты не в глаза, а на глаза смотришь. Я для тебя — совсем не я, а части тела в одном наборе — все включено! Грудь, ноги, шея, губы, волосы — все пункты списка комплиментами перечисляешь и прицениваешься. Какая денежная мелочность! Как будто ты на распродаже: успеть бы быстро нахватать побольше! По дешевке! Даже имя свое — Франк, как монетку, мне бросил ты. Ты уверен во мне — заплачено: целый день провозил по городу, угощал, говорил приятности этой глупенькой русской девочке… А я — ускользну, обману. …Никогда бы тебе не пришло на ум простую нежность — такую мелочь! — ни за что, словно милостыню, подать: просто положить поцелуй на дно моей ладони — в протянутую руку… Недо — Вряд ли каждый из нас был задуман отдельно. Просто кто-то занудно пытается сделать человека. Далеко не всегда получается. Вокруг — черновые лица. * * * Это мы не проходили, это нам не задавали…
Погибла. Убита. Как температура, сбита — холодно в классе, где поминают ее. На доске: фото; старательно имя написано мелом; две белые розы прилеплены скотчем белым, на пластырь похожим. Розы устали — будто стрелки обратно идущих часов, на полседьмого почти упали; внезапно — задолго до полночи — время нулей настало — часы встали. Сорваны стрелки, как розы, — страшен пустой циферблат! По-английски стрелки — это руки, и циферблат безрукий — даже не калека, а пятно без конечностей, без лица, без движенья, без начал, продолжений и концов; плоская дыра, в которой нету ничего — даже глубины. Неужели по ту сторону жизни и времени такая же пустота? * * * Отрезвляли нас всякие-разные — по семь раз отмеряя, отрезали резоны при свете разума, заверяя: общество не организм, а механизм. Нам-то какая разница?! Не припугнешь неживым и мертвенным: боимся мертвого — того, что жило. В нервную полночь сова Минервина доложила: ваш мир умер. Страшно, зябко себя заставлять понять, что стручки побуревшие — это рыбки засохшие (из стеклянного ящика — прыг! — и в щель);
