им лихие отцы. Именно эти детки, получив от отцов лишь особняки, кредитные карточки и места на верху социальной иерархии, но не получив соответствующих новому статусу социальных привычек и психологического фона, станут глубоко мучиться, страдать, испытывая трудно дифференцируемое чувство неполноценности. Мстить отцам? — безусловно, жестоко. Мы не услышим публичных жалоб, мы, кто доживет, увидим очередную российскую бузу.
Вот почему, действительно не испытывая ни малейшего сочувствия к тому, что принято называть «новыми русскими» (закономерная классовая разница — достаточная причина), я искренне желаю этому сословию устоять в будущей битве со своими сыновьями, новыми русскими революционерами. Кто успокоит детей? Детей, которые путают и всегда будут путать Павича с Каурисмяки, литературу с кино, а власть с безответственностью. Разве Передонов органически подл? Нет, Передонов не на своем месте. Роман Сологуба, главный русский роман двадцатого века, сохраняет пугающую актуальность и в двадцать первом. Мы уже проходили «крестьян» в ЦК, Политбюро и Верховном Совете, что, будем закреплять пройденное?
К сожалению, на всякую революцию рано или поздно находится своя контрреволюция. Очень хочется ошибиться.
(КУЗНЕЦОВ-2)
— Отец! — кричу. — Ты не принес нам счастья!.. —
Мать в ужасе мне закрывает рот.
Дети победителей, эти умеют ненавидеть.
(И ЕЩЕ) Хватит считать деньги. Бюджет, нефтедоллары, экономический подъем — профанация, полная чушь. Сытый дурак еще опаснее.
(КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ) Я привык отдавать долги. Спасибо Лимонову, это его:
Мой отрицательный герой
Всегда находится со мной.
Правда, в моем случае не глубокая привязанность, как в первоисточнике, а случайная связь. Расстаемся. Вечная любовь — это для романтиков и поэтов.
(ВНИМАНИЕ) Я целенаправленно стилизую сознание Другого. Думаю, именно в литературном журнале подобная стратегия письма оправданна и даже необходима. То, что я внутренне совпадаю со своим лирическим героем, — вещь в строгом логическом смысл е необязательная.
(СБРОД) В телевизоре ликует жизнерадостный корреспондент: россияне не дали себе умереть, в трудные времена поселившись на приусадебных участках, сроднившись с землею, обеспечив семье сносное питание.
Дурак, неподражаемый дурак. Десятки миллионов более-менее городских людей сели на землю. Теперь они недогорожане-недокрестьяне, межеумочный сброд. Межеумочное сознание, никаких «истинных ценностей». Вообще ничего подлинного.
Центральная газета тоже ликует: ведущий инженер питерского судостроительного завода, кандидат наук, построила на крыше многоэтажки теплицу: овощи, фрукты, цветы.
Додумались! Была — питерский инженер, стала — карлсон, если не малыш. Нет ничего опаснее, чем десятки миллионов деклассированных россиян. Ну разве что те, кто им когда-нибудь свистнет, кто поведет их за собою.
(МАНГЕЙМ-3) «…надлежит каждодневно прислушиваться к различиям между голосами разных поколений, каждое из которых озвучивает всякий момент времени на собственный лад»[22].
(КОРОТКИЕ ВСТРЕЧИ-2) Лучший отечественный фильм лучшего советского режиссера. Социальная точность картины беспрецедентна. Муратова описывает процесс и последствия грандиозных миграций из деревни в город эпохи неразвитого социализма, 50 — 60-х годов. Всего в полтора часа Муратова уместила содержание, которое оказалось невподым академическим институтам и грамотной общественности, коей, известно, тьмы и тьмы. Все, что случилось со страною в последние пятнадцать лет, что случится в ближайшие полстолетия, нельзя внятно объяснить, не осмыслив феномена пресловутых миграций.
Во-первых, за несколько лет до панфиловского «Начала» в картине Муратовой зафиксировано тотальное поражение мужского, то есть определенного, внятного и ответственного: героя Владимира Высоцкого перераспределяют между собой две бабы, грамотная и деревенская.
Во-вторых, за этот особо ценный и обаятельный приз (все же Высоцкий!), воплощающий естественное удовольствие, грамотная, чиновница, станет впоследствии, в 80 — 90-е, гнобить, выметать с социального поля неадаптированную, деревенскую.
Внимание: люди, переехавшие в город даже в дошкольном возрасте, никогда не становятся горожанами, никогда. До конца жизни они воспроизводят растерянность, ужас, беспринципную податливость к подкупам, посулам или откровенным угрозам. Именно это неадаптированное сословие, деревенские мигранты в первом поколении, является источником социальной нестабильности, причиной социальных катастроф: в 30-е годы, теперь, в недалеком будущем. Именно эта социальная группа всегда «заказывает» страх и репрессии.
Если бы (конечно, утопия; разве у чиновницы было достаточно терпения? ну как не овладеть «Высоцким» сей же час?!) перестройка и ускорение случились на четверть века позднее, послезавтра, они имели бы дело со вторым поколением, родившимся и выросшим в городе. С поколением, которое было бы надежно прикрыто людьми со сходным социальным опытом — своими родителями, первым поколением, полностью сформировавшимся в городском социальном ландшафте. Вот это и был бы реальный (а не виртуальный, как теперь), антропологически обеспеченный средний класс, которого так взыскуют «либералы».
Но первому массовому городскому поколению не дали состояться старшие, те, кто поспешил за удовольствием. Перекрыли кислород, и поколение не успело эмансипироваться, нормально родить, воспитать. Гордо и тупо нарушили эволюционную цепочку. Что знают об этом наши горе-«экономисты»? Ничего. До сих пор полагают, что человек — механическая заводная игрушка, отрабатывающая принцип «стимул — реакция». На очередных выборах, считая очередную потерю голосов, обиженно фыркают: до чего в России не любят свободу. Фыр-фыр.
Что вы там строите, с кем?
(ГОСПОДИ!) Неужели, кроме сексуальной ориентации имярека, в России снова ничего не изменится?
(ДРУГИЕ) Чтобы протестировать телевизионных продюсеров, я предложил им заявку на сериал, где разместил следующую контрольную фразу: «Всем известно (но не все в этом признаются), что женщина не сильна в любви, женщина сильна в своем хаосе. В любви же, напротив, женщина слаба и послушна». Мужчины оживились и заявку одобрили, женщины вежливо заерзали, с редким единодушием отклонили. Что и требовалось доказать: групповые интересы неотчуждаемы.
Посему: не соглашаться даже по мелочам. Согласиться — значит снова уступить инициативу, печатные площади, телеэфир (до которого еще доберемся), рабочие места, премии, прочие атрибуты социальной власти. Думаю, лидеры квазилиберального передела 90-х до сих пор не осознали, какие социальные силы унизили и разбудили.
Повторюсь, дело не в «Манцове», «Манцов» — псевдоним, брэнд, игра любви и случая. Забудьте Манцова как кошмарный сон. Будут другие, лучше.
(ЖАРКО) Дезертировал в Тулу. Купаюсь, описываю для киножурнала жизненный путь Каурисмяки. Все-таки пляж — самое честное место на Земле. Все на виду — и приятное, и противное. Где-то здесь купались Лев Толстой и Сельянов. Теперь девчонки, старушки, собачки, два пьяных чудака, целый огромный мир. Фантастика!
P. S. И. Роднянской. Публично поклялась, что никаких маргиналий к Манцову больше не последует. И вот — не удержалась… Силюсь понять, почему все-таки «Манцов» (лирический герой) — Другой. Для меня Другой — «свободный от общества» праведник, который мог бы повторить за Григорием Сковородой: «Мир ловил меня, но не поймал».
