на откровения, и только по затаенным жестам можно было бы догадаться, о чем они намеревались порасспросить, но гордость, гордость, этому ни научиться нельзя, ни отвыкнуть, unmцglich! nein! Вот я снова у дома, где когда-то родился, а напротив дом Тихомировых, но постой, постой, что за терем растет-вырастает, вбирая старый внутрь себя, ручной, деревянный, в два этажа, пахнущий стружкой еще, опилками, весь в стропилах, с недокрытой крышей, однако уже стоит, и у старых с навесом ворот Александр Орестович, детский друг мой, машет рукой: — Заходи, сосед, тыщу лет не виделись… Сам сложил. Ну так как, поедем пострелять в Киржач? — смеется. Горбинкою нос, усы тонкой щеточкой, острый кадык, а глаз как у черта зоркий, цепкий, всё просекающий. — Что ж, — говорю, — и в Киржач, будем живы, съездим, и в Муром, Саша. Обязательно съездим еще. Почему бы нет! Кукушка А березова кукушечка зимой не куковат. Стал я на ухо, наверно, и на память глуховат. Ничего опричь молитвы и не помню, окромя: Мати Божия, заступница в скорбех, помилуй мя. В школу шел, вальки стучали на реке, и в лад валькам я сапожками подкованными тукал по мосткам. Инвалид на чем-то струнном тренькал-бренькал у реки, все хотел попасть в мелодию, да, видно, не с руки, потому что жизнь копейка, да и та коту под зад, потому что с самолета пересел на самокат, молодость ли виновата, мессершмит ли, медсанбат, а березова кукушечка зимой не куковат. По мосткам, по белым доскам в школу шел, а рядом шла жизнь какая-никакая, и мать-мачеха цвела, где чинили палисадник, где копали огород, а киномеханик Гулин на бегу решал кроссворд, а наставник музыкальный Тадэ, слывший силачом, нес футляр, но не с баяном, как всегда, а с кирпичом, и отнюдь не ради тела, а живого духа для, чтоб дрожала атмосфера в опусе «полет шмеля». Участь! вот она — бок о бок жить и состояться тут. Нас потом поодиночке всех в березнячок свезут, и кукушка прокукует и в глухой умолкнет час… Мати Божия, Заступница, в скорбех помилуй нас.

Анатолий Азольский

Глаша

Азольский Анатолий Алексеевич родился в 1930 году. Закончил Высшее военно-морское училище. Автор романов «Степан Сергеич», «Кровь», «Лопушок», «Монахи», «Диверсант», многих повестей и рассказов. В 1997 году удостоен Букеровской премии за опубликованный в «Новом мире» роман «Клетка». Живет в Москве.

1

Солнце давно уже оставило Мурманск, позабыв о нем до весны и погрузив самый северный город в глухую полярную ночь, но люди жили и работали, заведенные суточными ритмами земной жизни; магазины открывались по утрам, тогда же распахивались двери контор и заводских проходных, окна ресторанов зажигались под полдень, толкотня у «Арктики» только вечером, и осыпаемая снегом одинокая девушка ждала кого-то у ресторана, варежкой сбрасывая лепящийся к ней снег. Не так-то уж холодно для мурманчан, всего семнадцать градусов (ниже нуля, разумеется), упрямый ветерок не царапал глаза острыми колючими снежинками; волосы девушки прикрыты платком, шапка утепляла голову; и платок (оренбургский), и шапка (пыжиковая), и шубка, казавшаяся в сиренево-неоновом свете фонаря норковой (а возможно, она такой и была), подсказали проходившему мимо Пете Анисимову, что девушка — не местная, чуть ли не столичная, и что ее не посадишь за ресторанный столик, не потянешь в такси, не прельстишь уютным уголком частной квартиры с приглушенным освещением, — такую власть излучала незнакомка, такую доступную недосягаемость. У Пети, кстати, и в мыслях не было заходить в «Арктику», в Мурманск он попал случайно, возвращаясь из командировки, и рвался на свой эсминец, в бухту Ваенга, которая не так-то уж близко, но и не так уж далеко, чтоб спешить, и Петя, уже оставив девушку за спиной, дал, выражаясь по-морскому, задний ход, развернулся и еще раз глянул на невесть откуда слетевшее чудо. Не поклонение красавцев мужчин воздвигло перед девушкой невидимый барьер, перепрыгнуть через который достойны не многие, не красота или ум, а нечто иное, чего ему, Пете, никогда не преодолеть…

И поэтому надо, рискуя получить по морде, рваться вперед!

И — рискнул! Рванул! Осмелился! Потому что родом был из Костромы, а парни тамошние — не нагловатые, но взбалмошные и заглядывать под юбку умеют. Смело взирая на чудо снизу вверх (неприступная девушка была на голову выше его), он сказал, что в таком легком пальтишке Снегурочка запросто простудится, так не зайти ли в помещение, где кроме батарей парового отопления есть еще и горячительные, противогриппозные напитки? На роль Деда Мороза он не претендует, добавил Петя, зная о своей неказистости, однако же тем не менее, строго говоря, между прочим… И понес галиматью с военно- морским уклоном, на что девушка ответила взглядом на часики, выпростав из-под шубенки кисть, и произнесла с удивительной простотой:

— Вообще говоря, выпить не мешало бы…

Зашли в почти безлюдную «Арктику», выпили — хорошо выпили! Прекрасная незнакомка честно представилась московской студенткой Глашей, решившей покататься по стране в каникулы. Петя чинно проводил ее до гостиницы и пожелал счастливого отпуска, а что касается школьного одноклассника, к ресторану не подошедшего, так он ведь с крейсеров, а те на внешнем рейде, и увольнения с них отменены: штормовое предупреждение!

К ветрам, от которых поскрипывали ребра, Анисимов привык и бодренько зашагал к автобусу. Тем встреча и кончилась, даже знакомством не назовешь мимолетный треп под графинчик, студентка укатила в Москву, позабыв про Петю, а тот временами недоуменно спрашивал себя: ну зачем полез знакомиться, с такой не переспишь, а для повышения культурного уровня есть книги, есть девицы в родной Костроме, где он побывал вскоре, в феврале, получив отпуск, и женский пол на родине был попригожее ресторанной знакомой.

Но не забывалась московская студентка, не забывалась! Как бело-красно-голубая норвежская яхта,

Вы читаете Новый мир. № 4, 2003
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату