Привыкший доверять пчелиным числам, пустышкам снов и логике лозы, я изощрил свой слух — но разучился нормальный понимать язык. Луженым связкам, помнящим крещендо мальчишеской атаки горловой, без разницы: колоратурный щебет издать или звериный вой. Вот это и зовется продолженьем традиции — когда, лишась корней, ты подстилаешься под пораженье, чтобы в итоге стать сильней. И лишь завет, до крайности нелепый, все актуальнее день ото дня: не есть бобов, не половинить хлеба, не разгребать ножом огня. * * * Что-то совсем ослаб. Камень, поросший мхом. Мне уже не до баб. Даже не до стихов. То-то что благодать вросшему в поры мху. Тошно мне наблюдать, как далеко вверху воля и произвол весело длят игру. Ночью приходит волк, лапой встает на грудь. Впрочем, в моей стране, в волчьих ее углах, даже привычен мне этот нестрашный страх. Ибо для мертвецов сладок привкус беды. Смотрят прямо в лицо желтые две звезды. * * * …мы живы пока, голосисты — и стыдно, застыв в янтаре, горланить, что те символисты на артериальной заре. За слово приходит расплата — и большего ужаса нет, чем брат, убивающий брата, и бред, порождающий бред. Страшнее улыбки Медузы, беспамятней, чем забытье, уже не презрение Музы, но лишь равнодушье ее. Она жестока и открыта — а ты от сюрпризов устал. Как в поздних стихах у Бахыта Кенжеева я прочитал: поэт просыпается ночью — он мутен, одышлив и сед. «Ты любишь меня?» — «Не очень»… Красивый, но честный ответ. <Из «Оды на 300-летие Питера»> …я, помнится, любил вернуться в этот Град, где статуй лик суров — по слову Якобсона. Где океан чернил извел тому назад, не отличая кровь от клюквенного сока. Здесь очертанья лиц текучи, как вода. Здесь принципы тверды, но правила туманны. Здесь невозможно жить без смеха и стыда — как в ледяном дворце императрицы Анны. Я ворочусь сюда, корнями прорасту сквозь треснувший гранит в болотистое тело. И он меня простит за наглую тщету вписать свой слабый текст поверх чужого текста. Дмитрий Полищук
Мастер пения
Полищук Дмитрий Вадимович родился в 1965 году. Поэт, литературный критик. Автор трех книг стихов. Живет в Москве.
Во искупления долга Ты знаешь, как разнять все оковы.
«Атхарваведа» За то, что я есть на земле, — я в долгу неоплатном и буду его возвращать, покуда я есть: