Юрий Петкевич
К бабушке, в Бекачин…
После полудня лучи солнца обжигают, но воздух ледяной. На уровне верхушек деревьев стены у зданий, кажется, обрезаны ножницами, обрезаны неровно, будто ребенком, иногда отхвачены и верхушки, — приходится переступать через завянувшие ветки, которые остро и терпко пахнут на горячем асфальте. Валерия перепрыгивает, переступает через эти ветки — одна огромная, как дерево, — едва взобралась, увидела сверху Реброва с Ритой. Он смотрит в одну сторону, а девушка, отвернувшись от него, переминается с ноги на ногу и — замирает. Ребров шагает в ускользающую тень от забора, Рита — за ним, не глядя; тут Лере показалось, что он махнул ей рукой, спрыгивает с дерева — и бросилась назад.
Она бежит, пошла; оглядывается — никого. На фоне синего неба кирпичный забор кажется картонным — в нем проломана дыра. Валерия пролезает туда. Дорога в голом поле приводит к мосту. Под ним пролегает шоссе, в вырытой траншее несутся автомобили.
Валерия спускается по склону и поднимает руку. Все машины мимо. Лера растопырила пальцы и нетерпеливо машет. Наконец тормозит грузовой автобус с длиннющей кабиной в два ряда сидений. Он такого же огненного цвета, как волосы у девушки. Сразу автобус не может остановиться. Валерия сбрасывает туфли и бежит за ним в носочках по асфальту. Волосатая ручища открывает дверку в кабине. Валерия запрыгивает на сиденье — короткое платьице задралось до трусиков, и тогда она увидела: в автобусе одни мужчины и так пялятся на нее — здоровые, краснорожие, — что все тут сразу ясно, и — невольно слезы на глазах, но уже поздно — автобус едет, а может, думает Лера, обойдется; всегда же надеешься, что не тронут.
Они в выутюженных костюмах, некоторые при галстуках, а один даже в шляпе, только шофер в рваных цветастых трусах и в грязной майке. Едут молча, с серьезными лицами; рядом с Валерией развалился толстяк, сопит и причмокивает во сне. Его грузное тело съезжает на плечо того, что в шляпе; дальше парень в очках пытается читать газету.
Несмотря на свистящий из окон свежий воздух, в кабине пахнет почему-то шкафом. Валерия удивляется старомодным костюмам на мужчинах. От этой «пронафталиненной» дедовской одежды и белых воротничков возникает ощущение праздника.
По обе стороны шоссе — тополя. С них летит пух и на солнце блестит, как снег. На сизом асфальте он загрязнился и свалялся в клочья ваты, что пролетают за каждой машиной.
— У меня такое впечатление, — сказал в шляпе, — что мы не туда едем. Девушка, — спрашивает, — мы попадем в Бекачин?
Валерия подняла плечи и опустила.
— Рыжая, — восхищается шофер.
Девушка отворачивается и видит в окне трубу над городом. Из трубы клубами дым; его сносит по направлению к лесу, только ветер раньше дул иначе — и на небе вопросительный знак. Автобус выехал из траншеи — неожиданно появляется кирпичный дом без крыши, за стенами которого выросли густо, как трава, березы.
— Что-то я не помню такого дома, — сказал в полосатом галстуке, — и этой «дуры», — показывает на трубу.
— Тем не менее, — сказал в шляпе, — не пора ли нам пообедать, Казимир?
— Может быть, и пора; извини, — Казимир подмигивает девушке, — как звать, рыжая?
Валерия задумалась — в березах, за кирпичными стенами, щелкает соловей.
— Наверно, я не там свернул, — сокрушается шофер. — Девушка, почему ты молчишь?..
Она наклонила голову, якобы дремлет, — в это время неуклюжие толстые пальцы пытаются расстегнуть пуговичку у нее на платье. Валерия, не открывая глаз, хлещет ладонью по широкой потной щеке.
— Эй, ты! — просыпается толстяк. — С ума сошла?
— Да! — отзывается наконец Валерия.
— Это не я! — вопит толстяк и показывает на мужчину в шляпе. — Это Анатолий!
— Я?! — делает Анатолий изумленное лицо. — Разберись сначала, — пихает толстяка. — Может, это Петрович? Наверняка это он. Посмотрите на его лицо! Только посмотрите на него!
— Извините, — проговорила Валерия.
— А я думал, ты — немая, — хихикает Казимир.
— Действительно, — объявляет шофер, — не в ту сторону едем… — и выворачивает руль. — Вот это да! — Он скашивает глаза на рыжую и восхищается.
— Она не придет, — решил Ребров.
— Нет, — качает головой Рита. — Ты Валерию не знаешь. Осторожно, — девушка тянет его за рукав, — не видишь? — На них мчится автобус.
— Я, — удивляется Ребров, — не знаю ее?
— Осторожно! — кричит Рита, и они не сговариваясь вскочили на выступ в кирпичном заборе, и тут же автобус пронесся мимо.
— Наверняка пьяный за рулем, — догадался Ребров.
Поднявшись на цыпочки, Рита заглядывает с забора на другую сторону, где гудят автомобили. Глаза ее бегают, не успевая проследить за иными, самыми яркими. Однако такого электрического цвета, как у автобуса, который промчался за спиной, ни у одной из машин на шоссе не отмечает. Вдруг они съехали на обочину и остановились; оторваться от этого зрелища невозможно — замедление оказалось завораживающим, как в кино. Стало тихо — разве что продолжал тарахтеть автобус, а когда он скрылся за поворотом, наступила тишина мертвая — в ней отчетливо прозвучал неприятный ноющий звук, подобный жужжанию осы; он непонятно откуда приближался — со всех сторон одновременно, — пока не сузился в точку, и — по шоссе пронеслась милицейская машина с сиреной, и где-то в деревне за лесом завыли собаки. Тут электрический автобус, развернувшись, проехал обратно. Ребров осмелился и поцеловал Риту.
Она не знает, как себя повести, и — прислушивается, специально с таким выражением на лице — отсутствующим, что Ребров обернулся.
Каблучки Леры глухо стучат по асфальту, как капли воды по ржавой прогнившей жести. Ребров издали машет ей и спрыгивает с забора. Валерия тоже махнула, но глядит в сторону, и — по выражению ее лица, когда девушка подходит к нему, — Ребров догадался, что она не ему махала. Он целует ее в щечку и оглядывается — улицу перебежал мальчишка в красной рубашке.
— Извини, — говорит Реброву Валерия, отстраняясь с кислой ухмылкой. — Забыла запить таблетку — присохла к языку. — И совсем другим голосом подруге на заборе: — Ты сегодня Вера или Соня?
— Нет, Рита, — отвечает та, глядя сверху, как по шоссе мчится за эскортом мотоциклистов длиннющий черный автомобиль и за ним сразу еще один, и — спускается вниз.
— Что у тебя болит? — с нарочито преувеличенным вниманием спрашивает у Леры Ребров.
— Эй, Сережка! — кричит она мальчику. — Пошли с нами погуляем!
— Сейчас не могу! — отвечает Сережка. — А куда вы?
