Новый Мир ( № 7 2004)

найденный однажды и навсегда. „Муму” в начале XXI века воспринимается как универсальный текст обо всей жизни в целом, и это определило ее особую культурную роль. В дополнение к этому бессловесный Герасим, убивающий по приказу, оказывается „киллером” — функция, в современной культуре отмеченная особым вниманием”.

Ср.: “Впрочем, я знаю двух мужественных людей, которые могли бы бестрепетно признаться в неподдельном интересе к этой книге [„Муму”], если бы она действительно была им интересна. Но для Курицына в ней не хватает духа постмодернизма. А для Золотоносова в ней, в отличие от тургеневского „Жида”, нет повода для исследования СРА (субкультура русского антисемитизма — термин Золотоносова). Ну пусть это буду я. <…> Эта штучка посильнее „Бесконечного тупика” Галковского” — так писал ваш покорный слуга десять лет назад (“Памяти Муму” — “Литературная газета”, 1993, № 51-52, 29 декабря).

Андрей Зубов. “Истина обязывает”. Пределы и возможности христианской политики. — “Посев”, 2004, № 4 <http://posev.ru>.

“Если бы апостол писал сейчас, он бы сказал, что во Христе Иисусе нет ни либерала, ни социалиста”.

Геннадий Зюганов. Растущая опасность. Заявление. — “Левая Россия”. Политический еженедельник. 2004, № 6 (105), 18 апреля <http://www.left.ru>.

“<…> подготовка Запада к вооруженной интервенции против нашей страны уже практически не скрывается”.

Александр Иванов. “Мы попробовали посмотреть на литературу как не на литературу”. Беседу вел Владимир Шухмин. — “Критическая масса”, 2004, № 1.

“Серия [издательства „Ad Marginem” ] „Атлантида” — это попытка реконструировать винтажный массовый советский продукт, первые образцы жанра: шпионский роман, фантастический роман, приключенческая повесть и т. д. <…> В низовых жанрах уровень включенности в интернациональный контекст был на порядок более серьезным и интенсивным, нежели в так называемых высоких жанрах. И совершенно не важно, имеется в виду „Поднятая целина” или „Доктор Живаго”. И Шолохов, и Пастернак ориентировались на литературный канон XIX века, а, скажем, Роман Ким, автор ориенталистских детективов, такой советский Ван Гулик, — на канон своего времени. В конце 1960-х он проводил для молодых писателей семинар по современному актуальному американскому и европейскому детективу. Оказывается, что в сфере массовой культуры советские авторы шли, что называется, ноздря в ноздрю с Гришемом, с тем же Ван Гуликом и с массовой культурой своего времени. А в сфере высокой литературы авторы продолжали эксплуатировать тот же канон XIX века, который уже к 1980-м годам превратился в очевидный атавизм. Этот атавизм до сих пор поддерживается некоторыми литературными институциями вроде толстых журналов и ряда литературных премий”.

Наталья Иванова. Родине своей мечты. Предательство и преданность — лейтмотив романа “Долог путь до Типперэри”, первую часть которого печатает журнал “Знамя”. — “Московские новости”, 2004, № 14.

“На самом деле роман [Георгия] Владимова должен был по замыслу автора состоять из трех частей, каждая из которых вмещала „один день из жизни” — как бы пик судьбы: август 1946-го; прощание с Россией в начале 80-х; конфликтная жизнь в эмиграции. Не уверена, сможем ли мы прочесть роман в целом — скорее всего, после расшифровки могут быть доступны лишь фрагменты. И тем не менее — уже по первым главам можно судить и о том, что Ахматова называла величием замысла, и о реализации этого замысла”.

Юрий Каграманов. Русское бремя. — “Посев”, 2004, № 4.

“Раз уж Россия — по крайней мере на данный исторический момент — не может отпустить Чечню, воевать надо не против чеченцев, а за них. Задача на порядок труднее”.

Юрий Карякин. Бес смертный. Главный заказчик и его мысли о кастетах, кипятке и кислоте, а также о Боге, Гегеле, Достоевском, а еще об уме, чести и совести партии. — “Новая газета”, 2004, № 28, 22 апреля <http://www.novayagazeta.ru>.

“Невольный вопрос: а сам, сам бы мог вот так, кастетом в висок, кипятком на голову, кислотой в лицо? А сам бы мог поехать в Екатеринбург, спуститься в подвал Ипатьевского дома и перестрелять заключенных, глядя им прямо в глаза, начиная с царя и царицы и кончая дочерьми и мальчиком, да еще и врачом? <… > Нет, пусть это делают те, кто считается „мясом революции”. А он лишь — высший мозг, высшая честь, высшая совесть. А он — „самый человечный человек”. Вот оно, это проклятое „разделение труда”, о котором говорилось выше”.