Славный рынок, богатый, как все говорят:
рыбный ряд, овощной, да асфальтовый ряд —
и брюхатый бокал, и стакан расписной,
и шевелится слизень на шляпке грибной,
а скатёрки желты, и оливки черны,
и старьевщик поет предвоенные сны,
наклоняясь над миром, как гаснущий день, —
и растет на земле моя серая тень.
Так растет осознавший свою немоту —
он родился с серебряной ложкой во рту,
он родился в сорочке, он музыку вброд
перейдет и поэтому вряд ли умрет —
перебродит, подобно ночному вину,
погребенному в почве льняному зерну,
и, взглянув в небеса светлым, жестким ростком,
замычит, как теленок перед мясником.
Комментарий: социальная и историко-культурная рефлексия. — “Новое литературное обозрение”, № 66 (2004, № 2) <http://magazines.russ.ru/nlo>.
Этот корпус материалов, как пишет редактор блока М. Майофис, первоначально сложился на основе докладов и обсуждений, состоявшихся на XI Лотмановских чтениях (Москва, РГГУ, 18—20 декабря 2003 года) “Комментарий как историко-культурная проблема”. На чтениях бурлили дискуссии: так или иначе, все говорили об изменении статуса комментария в современной культуре. Неизбежно оглядывались назад.
“Старые комментарии, по привычке рассчитанные на публику с гимназическим образованием, могли предполагать, что общая картина античной мифологии и истории у читателя в голове уже есть и нужно напоминать только отдельные имена, которые могли забыться. Современный комментатор, наоборот, вынужден иметь в виду читателя, который, наверное, что-то слышал и про Венеру, и про Сократа, и про Сириус, но ни в какую связь этот хаос звучных имен у него не складывается, так что главная задача комментария именно в том, чтобы упорядочить их в систему. Пушкинская культурная эпоха от нас так же далека, как античная; заслуга Лотмана в том, что он открыто признал этот нелестный факт и сообразно этому построил свой историко-бытовой комментарий. Осталась вторая половина дела: признаться себе, что от нас так же далек не только смысл, но и стиль пушкинского текста, и сообразно этому построить такой же подробный историко-языковой комментарий. Как кажется, до этого еще далеко” ( М. Л. Гаспаров, “Ю. М. Лотман и проблемы комментирования”).
“Думается, что комментатор должен четко осознавать, что время универсального „советского” комментария прошло. Книгоиздание (в том числе и электронное) все больше и больше дифференцируется. И в будущем комментарий, разумеется, останется, ведь культура устроена так, что с течением времени культурные формы не исчезают, просто сужается зона их функционирования. Но он явно претерпит существенные изменения” ( А. И. Рейтблат, “Комментарий в эпоху Интернета”).
Круглый стол под названием “Комментарий: блеск и нищета жанра в современную эпоху” (в этом же корпусе материалов) сам собой сложился у филологов в более чем драматургическое действо.
“<…> В. Живов. Одно замечание. Говорилось о том, что комментатор должен писать свой комментарий как вдохновенный поэт, не думая ни о чем. И все-таки комментарий не похож на поэму, и дело филолога не похоже на дело поэта. Филолог делает дело, очень связанное с потребностями, жизнью своего общества. Лучше помолчим о вдохновении. Лучше будем говорить о социальных категориях. О том, чего общество хочет от нас и чего мы хотим от общества. Думаю, что тот комментарий зрелой советской эпохи, о котором много здесь говорили, был предъявлением некоторых счетов обществу, чтобы общество потребляло тексты с данным приложением. Это было навязыванием обществу определенных функций. Мы, может быть, и