...Она мне была нужна,
я тоже ей, для того же,
так как желала меня, нежна,
в жарких крапинах ее кожа,
что хотел я трогать и обонять,
касаясь губами, гладя ладонью,
обожая каждую пядь,
нежа ее и вдоль, и вспять
ложбиною молодою.
Жаль, но ее приходилось красть
(а небылицы внушались мужу),
чтобы нам отведать вдвоем и всласть
эту ловитву, приваду, страсть,
что цвела из нее наружу.
Я осуждал себя: плохо, грех...
Какой бы случай меня переделал?
А у самого на глазах у всех
счастье зашкаливало за пределы.
Но не о себе я. И, значит, не
о нежности нестерпимой, —
я о том, что роилось вокруг нее, вне,
неверной, нервной, нетерпеливой.
Из нее выпрыгивала душа,
словно из сумочки вдруг поклажа,
я же — любовался, едва дыша,
капризулей, цацей, да злюкой даже,
как она на публике хороша,
в на отпад наряде и макияже:
всех и вся закручивая на винте,
поправляя и поправляя пряди...
Тем, что: то ли я у нее, то ли те
на примете, что сзади?
Бесполезно было тут ревновать —
