Они вошли в автобус.
— Белые воды — это тоже муть, — сказала она. — Почему именно белые?
— Цвет, в котором скрыта возможность всех цветов.
— Короче, во всех смыслах, — проговорила она, передразнивая бича.
— Кто-то сравнивал его с паузой в музыке.
— Они искали паузу?
— Нет. Хотя...
— Или хотели погрузиться в вечный траур.
— Почему? — растерянно спросил он.
— Я читала, что на Востоке это цвет траура. Мы на Востоке?
Пожилой пассажир с лысиной и бакенбардами внимательно слушал, хмуро разглядывая девушку и ее спутника.
— Нет.
— А где? — Она спрашивала нарочно громко.
— В Новосибирске, — тихо ответил он.
Соседка мужчины с лысиной изумленно улыбнулась, взглянула на соседа, тот мрачно отвернулся и уставился в окно.
— Но даже Польша Восток, — сказала она. — Не говоря уже о Москве и нашем...
— Это все относительно, — уклончиво ответил он.
— В какую сторону мы поехали? — спросила она. — В сторону “будущего”?
Мужчина подозрительно посмотрел на них. Его соседка забеспокоилась.
— Давай сойдем, — предложил он.
Они вышли, провожаемые почти злобными взглядами.
— Куда мы попали? — спросила она, озираясь.
Он тоже осмотрелся. Кажется, это был центр.
— Это центр, — сказал он.
— Ты всегда говорил, что центр где-то дальше.
— Ну... в другом смысле. А здесь, видишь, обком. А вон облисполком. Центр Новосибирска.
Они прошли по площади.
— Какая скукотища, — пробормотала она. — Почему-то в центре всех городов площади. Пустое место.
— В центре России гроб.
— Здесь тоже какие-нибудь останки, — сказала она, указывая на вывеску “Краеведческий музей”.
— Что ж, зайдем?