— И так душно.
— Что же мне, всю ночь терпеть?
— Наверное.
— Ну! Лучше бы я заночевал на лавке перед входом.
— Не злись.
— Ты боишься пожара?
— Да, кстати, мы заперты. Но... просто мне как-то неприятно.
— Раньше ты не обращала на это внимания.
— Хорошо, кури.
Он чиркнул спичкой, встал и отошел подальше.
— Табак ублаготворяет, — сказал он. — И чувствуешь себя приобщившимся к культу... Ты обиделась?
— Нет.
— Давай ужинать. Откроем тушенку. Хлеб есть. Сыр. Лимонад. Печенье забыли купить.
— Да ничего... Мм, не режь, пожалуйста, хлеб... вытри сначала жир. — Она поперхнулась, закашлялась. — Я не буду.
Он удивленно смотрел на нее:
— Вообще... странно все это. Ведь я, кажется, предупреждал.
— О чем?
— О том, что туда, куда... то есть там, где мы будем жить, нет ни магазинов, ни ресторанов. И нам придется вести жизнь простую. И здоровую. Так?
Она кивнула.
— И что у тебя не будет шикарных нарядов, — продолжал он, — что твоими подругами будут птицы, ну, или какая-нибудь жена егеря, или дочь скотовода. — Он сглотнул. Запах свиной тушенки и хлеба мешал говорить.
— Я все помню, — сказала она, — давай есть.
Он хмуро взглянул на нее и принялся намазывать тушенку на хлеб. Ноздри девушки подрагивали. Она взяла бутылку.
— Откупорь, пожалуйста.
Она торопливо отпила из бутылки.
— Но там озеро, тайга, — говорил он, добрея от еды, — а это значит, что к столу можно подавать, например, копченого тайменя, пироги с оленьей печенкой...
Она приложилась к бутылке.
— ...провяленное мясо кабана.
Она судорожно вздохнула. Он взглянул на нее, жуя. Она сморгнула слезы.
— Крепкая газировка? — добродушно спросил он, беря бутылку. Отпил, не вытерев жирных губ.
Она больше не притрагивалась к бутылке. Жевала хлеб.
