Новый Мир ( № 5 2005)

Гар б aнт — поручитель, дающий гарантию. Заимствовано из французского языка, вероятно, через посредство немецкого (ср. сохранение конечного t, непроизносимого во французском garant . <…> Это термин политического словаря; употребителен в дипломатических текстах, а также в газете. Например: „…Пацифистские комбинации скрывают за собой стремления отдельных империалистических государств <…> упрочить свое положение при помощи дополнительной системы политических соглашений, которые обеспечили бы им роль гарантов всеобщего мира” („Правда”. 1930. Июнь)”.

И сразу же вернемся к нашим баранам. Не успели мы налюбоваться нелепым оборотом “гарант конституции”, как Виктор Шендерович — помните? — конституцию в обороте-то и отсек. А затем (по-гоголевски да щедрински щедро) пожонглировал этим самым французско-немецким словцом в радиоэфире — говоря о внешней и внутренней политике РФ, проводимой Сами Знаете Кем. Гарантом . И синоним для него удачно подобрал — из регламентирующей документации — Всенародно избранный . Глядишь, и эти наши метаморфозы войдут однажды в исследования по современному русскому языку и социолингвистике.

 

Корней Чуковский. Живой как жизнь. О русском языке. М., “КДУ”, 2004, 224 стр.

Что может быть лучше осмысленных подарков на день рождения? Вот и Московский университет к своему юбилею получил многое — от первоклассных документальных фильмов до строительства новых помещений… Этот же скромный дар, произведенный университетским издательством “Книжный дом”, тоже, надеюсь, не затеряется в череде полезных поступков. Во всяком случае, отдельным изданием эта книга не выходила более двадцати лет. Кстати, на последней стороне обложки — цитата из вышеназванного языковеда: “„Характерные для Чуковского-лингвиста взгляды на язык, манера рассуждений о слове, приемы и методы его анализа особенно рельефно проявились в книге ‘Живой как жизнь‘, главной, если можно так выразиться, работе Чуковского, посвященной языку” (доктор филологических наук, профессор Л. П. Крысин)”.

Эту книгу принято считать популярной и даже популяризаторской. К. Ч. полагал ее все же научной. “Популяризаторы облегчают в изложении чужие мысли, я же пишу только то, до чего догадался сам”, — примерно так говорил Корней Иванович. Примечательно, что первые рецензии появились за границей. Нелишне вспомнить, что в 60-е газеты книгу ругали — за “необоснованный” интерес автора к жаргонам, в том числе молодежным. Вся эта пена схлынула, книга сделалась своего рода памятником литературы, но не утратила актуальности. Остается только жалеть, что Чуковский не знал о дополнительных значениях слова “крутой” и что против новооткрытого им вируса канцелярита никакой вакцины не подыщет никто. В своей книге Л. П. Крысин (кстати, помогавший Чуковскому в работе над его исследованием) приводит чудесные отрывки из документов нынешней московской мэрии, подготовленных по случаю приближающейся Пасхи. Это… супер! — как нынче говорят школьники.

Жаль, что в книгу не включили словарик, который хоть и устарел, но показателен.

Зато здесь — в приложении — две ранних статьи Чуковского “О старом словаре и новых словах” (1910) и “Новый русский язык” (1922). Новый русский, заметьте.

 

Корней Чуковский. Собрание сочинений в 15-ти томах. Т. 8. Литературная критика 1918 — 1921. М., “ТЕРРА-Книжный клуб”, 2004, 664 стр.

Этим томом собрания сочинений завершается первое полное издание литературной критики Корнея Чуковского — дбeла, которое он почитал для себя главным в своей писательской работе и с которым (в его интенсивности и возможности неподцензурного выхода к читателю) был вынужден окончательно расстаться в конце 20-х годов: тогда судить начали, как он обронил в дневнике, “не по талантам, а по партбилетам”. Те же, о ком он писал, либо — по собственной или чужой воле — ушли в лучший из миров, либо мимикрировали, либо оказались более непроизносимыми. Во дворе Государственной публичной библиотеки стали сжигать по спискам неугодные книги (кстати, товарищи из рейха в те времена еще и пешком под свои пивные столы не ходили). В общем, литературная эпоха, в которой Корней Чуковский был одним из самых искренних критиков (не щадил, кстати, ничьих авторитетов, не признавал друзей , конъюнктуры момента и прочих “обстоятельств”, а писал исключительно от себя ), — окончательно перевернулась.

Тридцать лет ушло у Чуковского на эту работу: сотни статей, не один десяток книг — от “Леонида Андреева большого и маленького” (1908) до “Оскара Уайльда” (1922) и “Некрасова” (1926). Теперь все собрано воедино, откомментировано и достойно подано. И не было бы этих трех критических томов издающегося собрания (6-й, 7-й и 8-й) без долгой, кропотливой работы Елены Чуковской, Евгении Ивановой и некоторых других немногочисленных “чуковедов”.