эрудит, умница. Его тут обожают и ненавидят, да. Обожают и ненавидят. Говорят, что он использовал восточную тему в карьерных целях. Превратил “национальную идею” в товар и впарил на Запад по хорошей цене. Но главное — не поделился! Вот что их больше всего бесит. Рассказал миру то, что знает каждая собака Стамбула. А деньги получил один. Идея индивидуального таланта в их головах просто не укладывается! Хотя образованные люди понимают, что благодаря Курбану в Турцию поехали туристы. Что американские фонды дают денег на реставрацию. Что Синана теперь знают все, кому не лень. — Он хитро покосился. — Если бы он потерпел фиаско, его бы уничтожили, растоптали. Свои же и растоптали. Но он выиграл, сорвал банк. Он знаменитость, мировая величина, профессор европейских университетов. И втайне они его обожают. Поносят — и любят. Их тешит мысль, что раз какой-то Курбан добился признания, значит, и они — могут. Значит, и они чего-то стоят.
— А они стоят?
— Курдам стрелковое, туркам бронетехнику — и все будет в порядке. Таково мое мнение.
Тот в углу, с Кораном, оглянулся, потупился.
— Шутка, дорогой мой. Шутка! Это великая нация, и у нее отличное будущее. Главное, поменьше меланхолии, поменьше ностальгии по былым временам. Не воротишь, и не надо, поехали дальше. И никаких европейских союзов! Это же мусульманская страна — вы даже не представляете насколько.
— А голые бабы по телевизору? В ортодоксальных странах женский пупок под запретом.
— Поймите, турки всю жизнь хотели казаться себе европейцами. Та же страсть к чужим декорациям, к обноскам. Только теперь это обноски с нашего плеча. Так что мы квиты. Парадокс в том, что стоит Европе подступить вплотную, наступает реакция, откат. Слишком близко не нужно. Костюм — пожалуйста. А вот участвовать в спектакле — тут извините, не надо. Поэтому ни одна добропорядочная мамаша не позволит своему сыну жениться на голой бабе из телевизора. Смотреть — смотри, но не приближайся. Вы знаете, что девяносто девять процентов молодоженов в Турции ложатся на брачное ложе девственниками? Странно слышать, правда? Но если это любовь, то остальное стерпится и приложится. А если нет, то зачем затевать брачные игры?
Я подумал о Бурджу. Эта девушка явно не попадала под статистику.
— Двойной стандарт! — угадывая мои мысли, продолжал он. — Отсюда все проблемы. И хочется, и колется. Но как усидеть на двух стульях? Остается делать вид, как будто ничего не было. Тут и начинается настоящее искусство.
Он замолчал, озадаченно оглядел меня: как будто впервые увидел.
— Ладно, — сказал вдруг ласково, заботливо. — Не берите в голову, что я вам рассказывал. Не думайте ни о ком. Ни о Курбане, ни о девушках. Может, он уже умер, этот ваш Курбан? А девушки сделали себе небольшую операцию и вышли замуж. Очень, кстати, распространенная хирургическая услуга на Востоке. После обрезания, конечно. Запомните главное: вас это не касается. Пишите книгу как бог на душу положит. Мне кажется, книги, если к ним прислушиваться, сами выводят автора на дорогу. Главное, доверяйте чутью, течению. Наберите побольше воздуха и ложитесь на воду.
Он проворно встал, отлепил штанины от ляжек. Я понял, что хочу спросить его о многом, но что именно? С отчаянием посмотрел в окошко.
В сотах голубело рассветное небо.
Не прощаясь, он вышел.
Зажав зеленые четки, я остался один.
60
................................................................................................................
61
Автобус, покачиваясь, шел и шел на запад, и солнце хлестало в лобовое стекло, опускаясь в каменные каппадокийские складки.
По телевизору гоняли кино про переселение душ, и турки оживленно обсуждали повороты сюжета: кто, куда, в кого. Раз в час стюард обносил пассажиров питьевой водой и печеньем, туалетной водой. И турки обильно брызгали на руки приторным лосьоном.
Машина огибала приземистые горы, трухлявые, как гнилой зуб, скалы. На склонах торчали каменные члены, увенчанные круглыми шляпками, — и бросали на песок недвусмысленные тени. Тут и там в желтых скалах чернели гнезда, ниши: все, что осталось от древних поселений.
Хетты? Лидийцы? Ликийцы? Персы?
