Второй том огромного кузминского дневника (все издание планируется осуществить в четырех книгах) вышел пять лет спустя после первого. Первая запись здесь датирована 1 января 1908 года, последняя — 28 октября 1915 года. Тетрадь, которую Кузмин вел с 29 октября 1915 года по 2 октября 1917 года, считается безнадежно утраченной, а следовательно, два уже вышедших тома включают все сохранившиеся дневниковые записи Кузмина дореволюционного периода.
На годы с 1908 по 1915-й пришлись едва ли не самые известные эпизоды жизни Кузмина: его роман с Всеволодом Князевым, разрыв с “башенным” кругом, наконец, знакомство с Юрием Юркуном. Впрочем, значение дневника этим не исчерпывается: сотни персонажей, тысячи зафиксированных эпизодов делают его не просто бесценным источником биографии автора, но и летописью серебряного века (или, точнее, одной из “подсистем” этой чрезвычайно разнообразной эпохи).
Основное отличие кузминского дневника от исключительно литературных дневников и писем современников — в его безусловно нарочитой эклектичности. Театральные новости, бесконечные жалобы на безденежье, разговоры с Вячеславом Ивановым, серьезные и мимолетные любовные увлечения, наблюдения за погодой — все это перечисляется через запятую, одним тоном, с одинаковой интонацией. В результате получается что-то вроде следующего: “Спал плохо; встал рано. Видел очаровательные, божественные ноги спящего гимназиста. Все смотрел. Читал D’Annunzio” — или: “Днем заходил Позняков: у него дома трагедии из-за меня. Был нежен, денег не достал”.
Известно, что отрывки из своего дневника писатель неоднократно зачитывал публично, и эти чтения запомнились слушателям, вызывая у некоторых восторг, у иных гнев. Впрочем, для того чтобы сколько-нибудь эмоционально реагировать на эти фрагменты, надо было, наверное, быть человеком того же круга, а не сторонним наблюдателем — слишком плотный текст. Из 864 страниц второго тома “лимбаховского” издания больше 200 страниц отдано под комментарий. Но даже этого недостаточно — комментировать в кузминском тексте можно практически каждую фразу. По каковой причине дневник Кузмина представляет собой интереснейший материал для изучения и дешифровки, но едва ли книгу для чтения.
И. А. Бунин. Новые материалы. Вып. I. Составление, редакция О. Коростелева и Р. Дэвиса. М., “Русский путь”, 2004, 584 стр.
Точная статистика мне неведома, но так, на глазок, Иван Алексеевич Бунин в последние годы лидирует (и, кажется, достаточно уверенно) среди русских писателей прошлого века по количеству архивных публикаций и томов “неизданного и несобранного”. В 1998 году в Институте мировой литературы (ИМЛИ) издали едва ли не полный свод бунинской публицистики, потом там же выпустили сборник “С двух берегов”, объединив под одной обложкой письма Бунина и Горького, в издательстве РХГИ появилась книга “И. А. Бунин: pro et contra”, а два года назад все в том же ИМЛИ начало выходить собрание писем Бунина: пока наличествует только первый том, “Письма 1885 — 1904 годов”, но планируются и следующие выпуски, с 1905 года и далее. Все это не считая собраний сочинений и отдельных изданий разной степени солидности и полезности, а также публикаций в периодике и альманахах.
И все равно, как констатируют буниноведы, “несделанного гораздо больше, необходимой базы для академического или хотя бы полного собрания сочинений Бунина пока не сложилось”. Слова эти взяты из предисловия Олега Коростелева и Ричарда Дэвиса к первому выпуску серии “И. А. Бунин. Новые материалы”.
Планы у составителей серии более чем амбициозные: она задумывается как “непериодическое издание, выходящее по мере подготовки томов (ориентировочно — ежегодник)”. Судя по перечню готовых и готовящихся публикаций (см. то же предисловие), портфель издания сформирован уже минимум на десять лет вперед. В каковом факте на самом деле нет ничего удивительного: писал Бунин много, а жил — долго. В результате в Лидском фонде писателя и в других архивах сохранилось неопубликованных материалов куда больше, чем на десять томов.
Правда, перед публикаторами бунинского наследия встают преграды, скажем так, этического характера. Во-первых, прозаик был не только отменно плодовит, но и весьма ругач и в числе прочих средств вербального воздействия не брезговал и обсценной лексикой. Что, конечно, к числу нерешаемых проблем никак не относится — подобными словами сегодня шокируешь разве что депутатов Госдумы, — но людей, Буниным занимающихся, все же озадачивает.
Выходят они из этой ситуации по-разному. Редакторы тома “Письма 1885 — 1904 годов”, например, предваряли публикацию уведомлением: “Письма Бунина печатаются полностью, без купюр (за исключением слов, неудобных для печати)”. К старости писатель, как известно, ничуть не остепенился, однако составители книги, выпущенной “Русским путем”, оказались не столь застенчивы. Более того, в полном соответствии с правилами хорошего текстологического тона они даже “помогают” Бунину, восстанавливая недописанные автором слова в угловых скобках: “О, Горький! О, у<еби> его м<ать>!” (Горький, как и следовало ожидать, вообще является одним из главных отрицательных персонажей бунинских писем — чего стоит одно лишь упоминание его “топорной брехни, достойной рваных ноздрей и каторги”.)
Сложнее вроде бы со вторым пунктом. Дело в том, что Бунин категорически запрещал публиковать свои письма (а также дневники и записные книжки) и даже внес этот запрет вместе с обоснованием (“Я писал их всегда как попало, слишком небрежно, и порою не совсем кое-где искренне”) в завещание. Исследователи, однако, бунинскую волю откровенно игнорируют (предупреждал же его Адамович: “От будущих „бунинистов” вам не спастись”) и, в общем-то, правильно делают — если послушно уничтожать все, что автор ни попросит, можно пробросаться.
Тем более что в случае с Буниным есть особая необходимость в публикации документальных свидетельств — классик был не чужд мифотворчества и любил время от времени пересматривать свое прошлое. Вероятно, запрет на публикацию писем и дневников был связан не только с их стилистическими недостатками, как утверждал Бунин, но и с опасением, что они могут разрушить с такой тщательностью выстраивавшиеся автором биографические мифы.
Так или иначе, очередная порция бунинского эпистолярия представлена читателю. В сборнике
