высоких скоростях и выдать рекомендации. Однако творцы-производители, понукаемые бизнесом, пишут быстрее, чем критики читают. Потребителю чрезвычайно сложно опознать „своего” эксперта среди тех, кто работает в режиме „культурных хроник”. Критика должна заниматься художественным анализом, а не стремительным справочным сервисом”.
Евгений Федоров. Мистерия. — “День и ночь”, Красноярск, 2005, № 3-4, март — апрель.
“По всему получается — последнее предвоенное летнее солнцестояние. Лепота Качалова в сердце моем, неизменно ощущаю его тайную власть, манит увидеть еще раз Качалово, взглянуть хоть одним глазком — не чаю: силенок нет, стар. Здесь то было, под Костромой, чуть ниже, словом, в нашем Качалове, меня бы не осудил и понял модный ныне (от веления моды никому не уйти) Хайдеггер, писавший о
См. также: Евгений Федоров, “Поэма о первой любви. Исповедь диссидента” — “День и ночь”, Красноярск, 2003, № 6-7, сентябрь — декабрь <http://www.krasdin.ru>; “Поэма о первой любви. Исповедь бывшего диссидента” — “Континент”, 2003, № 117 <http://magazines.russ.ru/continent>.
См. также: Евгений Ермолин, “ГУЛАГ. До востр.” — “Новый мир”, 2004, № 9.
Д. М. Фельдман. Пропагандистская схема ХХ съезда КПСС: к истории термина “реабилитация” в советской культуре. — “Нестор”, Санкт-Петербург, № 7 (2005, № 1).
“Термин „реабилитация” в советском законодательстве не использовался”.
“Судя по опубликованным ныне архивным материалам, впервые термин „реабилитация” использовал в официальных документах Л. П. Берия (что, впрочем, еще нуждается в уточнении)”.
“К февралю 1956 г., когда готовился ХХ съезд КПСС, термин „реабилитация” стал уже привычным. Более того, он стал и специфически советским, связанным исключительно с советскими реалиями”.
“Итак, после ХХ съезда КПСС реабилитация — признание осужденного не только невиновным, но и с точки зрения нравственности безупречным, безвинно пострадавшим в период „культа личности Сталина””.
Здесь же: Д. М. Фельдман, “К истории советской пенитенциарной терминологии: опыт подготовки комментария и терминологического досье”.
Олег Хлебников. Тарковского и Твардовского срифмовала война. — “Новая газета”, 2005, № 32, 5 мая.
“<…> накануне 60-летия Победы литературовед Дмитрий Бак систематизировал найденные во фронтовых газетах неизвестные, никогда позже не переиздававшиеся стихи Арсения Тарковского. <… > Так вот, во время войны Арсений Тарковский конкурировал вовсе не с Мандельштамом, а — с Твардовским! Писал нечто вроде „Теркина”. Назвал он своего героя Хватовым. И Василию этот ухватистый и сноровистый русский солдат, несомненно, родственник. Но все-таки произведения, сравнимого с „Повестью про бойца”, не получилось. Получился, говоря современным языком, сериал. Он печатался в ежедневной газете Шестнадцатой армии „Боевая тревога”, где Тарковский служил военным корреспондентом с января 1942-го по декабрь 1943 года. Кто знает, если бы не тяжелое ранение Тарковского, после которого — госпиталь, гангрена, ампутация ноги, может быть, из этих газетных стихов и сложилась бы поэма- лубок”.
Здесь же публикуются неизвестные стихи Арсения Тарковского 1942 — 1943 годов из фронтовой газеты “Боевая тревога”:
...........................
Запримечу — и навстречу,
Встречу немца — и убью!
Егор Холмогоров. Политическое Православие. — “АПН”, 2005, 9 июня
