*
Оказалось, всерьез все это — домики серые, безобразные,
Снегом затопленная опушка, пара-тройка сухих стволов
Липовых да березовых — хватит уже на январь наводить напраслину,
Говорить, что пасмурно, что не всякий теперь готов.
Зимнее время — по-настоящему — пустое, зимнее,
Снега на половину окна, цыпки, трещины на руках,
Воспаленный взгляд от белого, невыносимого,
Небо с набрякшими снежными облаками — и думаешь: как же так?
Столько раз уже приходил — и было все заперто наглухо,
А теперь калитка болтается, поскрипывает на ветру
Да крючок железный гремит — а мне будто бы кто-то на ухо
Наступил или — боязно. Переминаюсь с ноги на ногу, порываюсь —
и не могу,
Не могу… Там архангел серьезный, под телогрейку запрятав крылья,
Расчищает дорожку деревянной лопатой, а другой — в кормушку
для мелких птиц
Подсыпает пшено. Вот они — самые зимние, правильные, простые
Вещи, на которых все держится. Ни тебе Апокалипсиса, ни пылающих
колесниц.
Так что коли вечер уж — то темно-синий, с проседью
Перламутровых звезд над крышами, с рогаликом месяца — в тишине
У стола на кухне пристроиться, задаваться космическими вопросами,
Вглядываться сквозь заросли растений диковинных на стекле.
Только — не разобраться мне, не обученной ихней азбуке, — лучше бы
Прочитать что-нибудь из Достоевского снова, всполошиться душой,
Посочувствовать тихо, жизнь растратить на призрачное, ненужное,
А потом махнуть кому-то в грядущее — “Бог с тобой!”.
* *
*
Окликнешь, рукой махнешь,
