Опасливо поглядывая на Володю, идет рядом с ним. Вроде не такой и пьяный. Видно, тут уже бзик начинается. Тогда только понюхать достаточно. Что водка с людьми делает. Нет, все, кодируюсь… через месяц… К Иркиному дню рождения…
Володя с Иваном молча спускаются к музейному объекту, качающему валюту из карманов доверчивых иностранцев. Иван медлит, тактично оттягивает ту минуту, когда правда явится во всей своей безутешности. Может, Грек еще и сам одумается. Придумал же — полная криница водки! Видно, хорошо принял вчера. А неплохо бы! Никуда бегать не надо, унижаться.
— Ну, давай, Иван! Вытекает же. Заткнуть бы чем…
Иван наклоняется над криницей, принюхивается — вроде не пахнет. Да мне-то что, я за водой пришел. Наклоняется, топит ведро, вытаскивает.
— Ну, глотни! — командует Грек.
— Володька, — жалобно говорит Иван, помаргивая глазами и кривясь лицом оттого, что его вынуждают сказать человеку неприятное. — Ну что ты из меня дурня строишь?
— Ваня, будь другом, глотни! — умоляет Грек. В его голосе уже надрыв, он готов сорваться в истерику. Вот же люди! Правду говоришь, а не верят!
Иван с раздражением ставит ведро на лавочку, на которой любят посиживать и покуривать ночью малолетки. Курите — ладно, травитесь. Но окурки-то зачем в криницу бросать? Поймал бы которого — утопил. От резкого движения вода плещет через край. Иван делает стойку, как охотничья собака, поймавшая запах дичи. Осторожно приседает на корточки, касается поверхности губами и начинает медленно, как конь, тянуть в себя обжигающую не только холодом жидкость.
— Ну, Володька… — Иван наконец отрывается и ошеломленно замолкает, пытаясь понять суть происходящего. — Может, там пошла какая самогонная реакция? — Он тычет пальцем в глубину цементного кольца. — И мы теперь без воды останемся?
Надо же, о воде тоже беспокоится.
Володя поднял пол-литровую банку, обернул ее несколькими тут же сорванными лопухами и пытается заткнуть отверстие, через которое утекает драгоценная жидкость.
— Краник нужен. Есть у меня подходящий. Батона надо позвать, — вспоминает Володя о друге, который живет за тещиным домом, наискосок от них.
Леша, по кличке Батон, классный печник, в основном пасется в Подмосковье. Трезвый — тихий, задумчивый, похожий на девушку. Возможно, потому и Батон — по фене. А может, потому что плечи округлы, как у батона. Иногда бывает трудно понять, на каком основании человек получил ту или иную кличку, но всегда точную, в соответствии с собственной, иногда скрытой и от самого себя сутью.
— Полковника надо, — добавил Иван и своего приятеля, вместе с которым хлещут водочку армянского разлива.
— Народ надо звать! — торжественно произносит Володя голосом уже заметно расслабленным.
— Может, это потому, что Ира пить бросила? — продолжает осмыслять природное явление Иван. — Или потому, что наш Коля церковь строит?
Вот народ, обязательно им надо причину отыскать.
Коля — это именно тот богатырь — поскребыш, Ирин брат. На холме, где когда-то стояла большая каменная церковь, разрушенная во время войны немцами, — партизаны использовали колокольню как наблюдательный пункт, — он построил вместе с сыном свою маленькую. Осталось только купола жестью покрыть.
— Не наше, Ваня, это дело. Не туда думаешь. Решать надо.
А что тут можно решить? Варианта только два: или спокойно сидеть и пить, разделяя радость с подходящим народом и наблюдая, как они реагируют на это чудо природы, или делать долгосрочный запас для самих себя. Повергала в растерянность сама невероятность происходящего. Понятно, что делать, когда на столе бутылка, две, ну, даже три. А тут тебе полтонны манящей и такой необходимой для жизни влаги…
— Вот, Володька, как жизнь поворачивается. Вот это перестройка! Давай еще приложимся!
— Ну, давай. Только с Батоном как же?
— А, с поддоном твоим. Пусть доллары пропивает. Вот что я думаю, Володька! — внезапно осеняет Ивана. — Это американцы! Сделали подарок Горбатому. Чтоб народ его лихом не поминал. И такая
