Алчным Суллой грозит, промышляет шпионом фон Борком,
Пахнет нефтью, и птицей поет, и в подземке бомжует,
Желваками играет и ветром-печальником дует.
Приезжай, погуляй по Арбату и по Баррикадной,
Пофлиртуй, расскажи о циклонах девице нарядной,
Разгрызи эту жизнь ненасытными злыми зубами,
Прочитай и скажи: “Лабуда этот ваш Мураками”.
Дурак. Улица Достоевского
Он ревет сумасшедшие песни о бедной отчизне,
Он взыскует могучего слова с небесных полей?
И такое в гляделках его истребление жизни,
И такая печаль, хоть веревочкой шею обвей.
Этот странный певец так понятен сапфирному небу,
А вот злой участковый не знает, что делать с таким,
Как его приспособить к тому справедливому гневу,
Что взрастает порой к отморозкам, к амбалам крутым?
Потому и спешат в равнодушье одетые люди
Затолкнуть идиота в машину психушки скорей,
Чтобы не голосил о каком-то неведомом чуде
Этот в грязном х/б надоевший кругом фалалей.
Торопитесь, медбратья, сомненья отбрось, участковый,
Вам ли знать, как рыдать, как летать над отчизной ему,
Да поверх рубежей, с этой песней, такой “непутевой”,
Как любовью души наполнять неохватную тьму.
Вам ли думать о том, что трудиться печальником — важно!
Вам ли ведать о том, что за эти мотивы тоски
Вам в аду, что придумал не Босх, будет менее страшно,
Вам на каплю простят, как прощают порою долги.
Потому осторожнее с этим безрадостным малым,
Ибо он, а не вы — наш заступник и наш проводник.
…Газанула и скрылась машина с больным и усталым.
Стало тихо окрест, даже ветер пронзительный сник.
