женщинами. Эта умерла окончательно. Другие еще живы, еще прекрасны, но все равно мертвы, как срезанные цветы в вазе. Их искусственная жизнь, их бессмысленные занятия — замена живой почвы, каковою для всякой женщины служит любовь. Когда-то встреча с Доном дала каждой из них расцвести, расставание их сломало, ведь каждая была рождена, чтобы быть единственной, заботливо огражденной, укорениться в возделанной почве и украсить собой райский садик вроде того, где полновластно царит божественная жена Уинстона. Но им (
Побитый и грустный, возвращается он домой, где возле дивана стоят уже почти опавшие розы. Отправляется в кафе — докладывать Уинстону об итогах своего путешествия — и высказывает предположение, что, может, сына-то никакого и нет, а анонимное письмо написал сам Уинстон? Тот особо не отпирается: “Я просто хотел вернуть тебя в твою собственную жизнь”. Но сумасшедшая надежда, что хоть какой-то из “сломанных цветов” принес плод — продолжение его, Доновой, жизни, — заставляет героя (наплевав на полупризнание Уинстона) заговорить на улице с хмурым юношей, рюкзак которого украшен розовой ленточкой (мама привязала). Дон покупает ему сэндвичи и картошку, беседует о девушках и о философии, изрекает мудрые “буддийские” максимы, типа: “Будущее — еще нужно дождаться, когда наступит, прошлое — мертво, значит, нам остается лишь настоящее”. Но неосторожная попытка воплотить немедленно чаемое, фантомное будущее — реплика: “Ты, наверное, думаешь, что я — твой отец”, — мгновенно повергает мальчика в бегство. И растерянный старик с заклеенной пластырем бровью остается один среди улицы. Его провожает недоуменным взглядом юный бородач из проезжающей мимо машины, машина скрывается за углом, а камера облетает Дон Жуана по кругу, фиксируя безлюдье, запустение и руины. Идут титры…
Мы так и не узнаем, кто написал Дону письмо. Мы так и не узнаем, найдет ли Дон Жуан сына. Не узнаем, вернется ли к нему Ширли — та самая, что хлопнула дверью в начале, а в конце прислала розовое письмецо с намеком, что у нее сохранились еще какие-то чувства. Все это возможно, но в другой жизни. В пределах данной картины сюжетного, логического итога быть ну никак не может, как не могут пересечься параллельные прямые, как фатально несовпадение вечных сущностей — Донжуанской и Женской. Все повторяется снова и снова: она ему — свое, “розовое”: халатик, визитные карточки, брюки, письмо, мотоцикл; а он ей — сломанные цветы, букет, элементом которого она является. Несовпадение трагикомично, оно рождает улыбку и в то же время — неподдельную боль, переживается как смерть, как душевный надлом и жизненный крах, как отсутствие самого главного… Так в фильме между параллельными, проведенными в вечность, образуется эмоционально насыщенный пробел, промежуток, до предела заряженный электричеством, — поле абсолютно невозможного, но совершенно необходимого контакта, обозначаемого словом “Любовь”. Любовь как чудо, как вечно желанная невозможность, как хлопок одной ладони… Наверное, это лучший способ говорить о любви.
“Сломанные цветы” — прелюбопытная вариация легенды о Дон Жуане в эпоху после сексуальной революции и торжества феминизма. Где шпаги, плащи, рыцарская, дворянская честь и кодекс супружеской верности? Где каменный Командор, сходящий с пьедестала, чтобы покарать соблазнителя? Нравы упростились, ролевые установки переменились, но Женщина по-прежнему есть Женщина, а Дон Жуан — Дон Жуан, и встреча их заканчивается адом. В общем, “роза — это роза, которая является розой…”. При всей банальности утверждения медитировать на эту тему можно до бесконечности.
WWW-ОБОЗРЕНИЕ СЕРГЕЯ КОСТЫРКО
История и концепция сайта, справка о нынешнем состоянии
В замечательном рассказе Фазиля Искандера “Начало” герой описывает, как посаженный им хлыстик эвкалипта за сравнительно короткое время вымахал в огромное дерево и дал повествователю возможность почувствовать себя “взволнованным патриархом”. Эвкалипт очень быстро растет. Вот что-то похожее чувствует сейчас составитель этого обозрения, описывая сегодняшнее состояние сайта “Журнальный зал” в “Русском Журнале”, к созданию которого он имел прямое отношение и которому в марте 2006 года исполняется ровно десять лет. Срок небольшой, но только не по интернетовским меркам. И потому я позволю себе здесь некоторую элегичность интонации и занудство мемуариста, особенно в рассказе о рождении этого проекта.
Из истории. Осенью 1995 года в отдел критики редакции “Нового мира” зашла программистка фирмы “Агама” Татьяна Тихонова с предложением “выставить что-нибудь интересненькое и при этом литературное” на их сайте в Интернете. Естественно, что первым внутренним движением было поблагодарить девушку за внимание к журналу и вежливо отказаться от предложенной чести. Нет, я, разумеется, понял в тот первый наш разговор, что журналу предлагалось сотрудничество. Только вот в чем? И с кем? Про Интернет я знал столько же, сколько знали тогда все. То есть ничего. Слово, входившее в моду и проиллюстрированное картинками из западных фильмов про продвинутую современную жизнь. Но мне стало интересно, от чего именно я намерен отказаться. И в следующий вечер Тихонова повезла меня в “Агаму”, арендовавшую тогда помещение на первом этаже двухэтажного модульного офиса в Научном парке МГУ. Действительно, все как в кино: просторное помещение, новенькая офисная мебель, молодые лица, мониторы, клавиатуры и проч. Было начало девятого вечера, но в комнате ощущался разгар рабочего дня. Ну да, думал я, это тебе не госучреждение, это новая порода молодых людей пробивается в непонятную тебе еще, новую жизнь, — и я почувствовал, что все это мне нравится. Молодой человек, не отрываясь, смотрит на черный экран с какими-то невнятными строчками, по которым ползает, меняя конфигурацию, белый червь. “А это что такое?” — спросил я. “Индексация сайтов”, — ответил молодой человек. “Апорт?” — как попугай, произнес я услышанное накануне от Тихоновой слово. “Да-да!” — удивился моей продвинутости программист и начал
