Андрея Темникова “Черепаха”; ни в стихах Александра Беляева (“Представь, что завтра не наступит никогда…”) — нет тихого местечка, куда бы спрятаться обалдевшему от внутренних и внешних депрессивных реалий человеку. А названы-то примечательные во многих отношениях вещи. К тому же во всем виден элемент обязательной игры, неких “прозомолодежных” правил. Отчего — еще тоскливей.
Формально рассказ Наринского тоже не из веселых: почему-то (почему — нам не объясняют, да и не надо) живущий в Англии русский мальчик издавна тусуется с компанией тамошних полуотморозков. Течет вялая, необязательная, страшновато-привычная жизнь, наполненная наркотиками, вечеринками, сплетнями, воровством в супермаркетах, трепом и скукой. Всё.
И тем не менее этот рассказ ощутимо выпадает из всего номера: за ним проглядывает нежная, страдающая, застенчивая душа, видна чуть ли не вынужденная трагедия. И что самое удивительное: главный герой рассказа — Миша (он здорово научился тырить продукты в супермаркете, “много лучше Ники”) — чистый, верующий человек. При всем этом воровстве и вообще —
М. Раевская. “Дурная кровь в мои проникла вены…”, или Две судьбы Высоцкого. — “Вопросы литературы”, 2005, № 6.
О наркотической теме.
“…И только в литературоведческие статьи о Высоцком, насколько нам известно, такие сведения до сих пор не проникли. Исследователи не хотят признавать влияние этих печальных обстоятельств жизни Владимира Семеновича на его творчество. Мы позволим себе пойти „своей колеей”, нарушить бонтон и выдвинуть версию:
И дальше — довольно поразительные доказательства, основанные и на жизненных фактах, и — главное — на текстах.
Партийная цензура и Лениниана М. Ф. Шатрова. — “Вопросы истории”, 2005, № 12.
Архивное. На сей раз тут мучаются пьесой “Вот она, судьба моя!” (1980) — то есть новым вариантом “Восемнадцатого октября”. Институт марксизма-ленинизма стоит насмерть, пишет целые трактаты-отзывы:
“Автору никак не удается раскрыть, понять и правильно истолковать в пьесе диалектическое
А Шатров так старался, так надеялся на роль соц-Бояна. Приближал перестройку. А потом помните, как он шипел в коротичевском “Огоньке”: “Солженицына печатать нельзя! Он наш идеологический противник!” Не противник он, а — конкурент. “Ленин в Цюрихе” — это литература, а шатровские творения, как ни печально, масскульт. Долго ли, коротко ли, но ленинско-шатровская сказка со временем прогорела, хотя ленкомовцы и оттянулись на своей “зеленой траве”, а Калягин удачно примерил резиновый парик. Михаил же Филиппович Шатров занялся строительством элитных кварталов на берегу Москвы-реки. Занавес.
…А покажи им тогда, в 1980-м — волшебным способом — ближнее будущее: сокуровского “Тельца” (2001), например. Или дай почитать карякинскую статью “Бес смертный” (2004). А напустить на них плохо загримированных, вечно поддатых “фотодвойников” вождя, и сегодня шатающихся по центру столицы?
И весь Институт марксизма-ленинизма дико запел бы — по Булгакову — что-нибудь революционное.
…Шесть лет было в 1980 году (напоминаю, что это дата шатровской пьесы) некоему Алексею Долгову, про которого я только и знаю, что он “член студии А3”. Вот мальчик ужо вырастет и напечатает в “Детях Ра” свое “Размышление у октябрятского значка” (см. выше).
Евгений Попов. Сибирь. Вступительное слово Владимира Салимона. — “Октябрь”, 2005, № 12.
Блистательному рассказу предшествует поздравление друга — с юбилеем. Присоединяемся и цитируем кусочек из таинственного этнографического мемуара Евгения Анатольевича: