с ними случилось. В поэтическом повествовании Бориса Херсонского применена логика, обратная по отношению к логике „нормального” романа. Херсонский говорит примерно следующее: эти люди
Во многих разделах книги “Нарисуй человечка” Херсонский выступает в качестве повествователя — не сочинителя, а рассказчика, рассказывающего
На самом деле детские годы полны
чудовищных сцен насилия. Крыльями бьют у стены
недорезанные цыплята. Кровь на белом пере.
Одуряющий запах и клекот в тесном колодце-дворе.
Дальше — больше. В накрытом тряпкой ведре
кончается жизнь котят. Или — муторный лай собак
из машины с клеткой. Гицель с огромным сачком
гоняется за голубями. Поймает? Как бы не так!
Ему подставляют ножку. Летит с размаху, ничком.
Или в кухне Берта силком разжимает клюв
многоцветному петуху, воду вливает — “Пей,
все равно зарежу!” Петух глотает, икнув.
Берта идет за ножом. Я наблюдаю за ней.
В проеме видна склоненная над стульчаком спина,
узел седых волос, темный халат в цветах.
Два движения локтем. Десять минут она
удерживает птицу в крепких отечных руках.
Лапы торчат из кастрюли. Потроха поглощает кот.
Хлопает дверь в сортир. Громко бранится сосед —
не кухня, а птицерезка! Мейн Год, ну что за народ!
Берта не слушает. Берта готовит обед.
Олег Шатыбелко. Вооот. М., ОГИ, 2005, 56 стр. (“Проект ОГИ/Сопромат”).
Автор двух поэтических книг — “Боковое зрение” (2002) и “Как дела, Веничка?” (2003), Олег