Новый Мир ( № 6 2006)

поблекшая женщина лет сорока пяти.

— Презервативы? — спросила она и внезапно заплакала.

По-моему, это готовый трагический роман. Бездна скрытой патетики”.

Последние — объясняющие — фразы, на мой вкус, излишни. И так понятно. К тому же, если понимать под романом определенный литературный жанр (“большую форму”), то, конечно, не роман, а — рассказ. Многие записи в “Книге учета жизни” — это свернутые рассказы, которые можно было бы развернуть до более привычного объема, но не нужно.

“В редакции „Бурды” идет верстка статьи. Куратор, средних лет немка, высказывает свои пожелания:

— Сделайте поярче, сделайте повеселее. А то так мрачно все, что напоминает Чечню.

Верстальщик оборачивается к ней и спрашивает вполголоса:

— А Сталинград вам это не напоминает?”

 

Борис Херсонский. Нарисуй человечка. Стихи. Одесса, “Печатный дом”, 2005, 104 стр.

Полезай-ка в мешок, и я тебя отнесу

туда, где палач с наганом идет к гаражу,

где человек говорит, словно тварь в лесу:

“Не убивай меня, я службу тебе сослужу!”

............................................

Борис Херсонский — врач в третьем поколении, психиатр с четвертьвековым стажем, автор нескольких поэтических книг: “Восьмая доля” (1993), “Вне ограды” (1996), “Post Printum” (1998), “Там и тогда” (2000), “Свиток” (2002) и др. Я довольно долго не подозревал о существовании Бориса Херсонского, но теперь, благодаря любезности Марии Галиной, эта лакуна в моих представлениях о современной поэзии заполнена (поскольку изданная в Одессе книга малодоступна, отсылаю желающих к подборке “Вдоль белых стен” в журнале “Арион”, 2005, № 4 <http://www.arion.ru> ).

Не понимаю, как это мы

остались среди зимы.

Среди покосившихся старых домов,

среди поврежденных умов.

.....................................

Сидим с врагами за общим столом.

И им, и нам — поделом.

Смеемся, пока ледяной узор

не покроет наш общий позор.

Даже невольно вспоминая о Георгии Иванове, Мандельштаме (список можно продолжить), все равно — сильно. На мой личный вкус — сильно. Но дело не в этом, я процитировал как раз не самое типичное стихотворение книги. Стихи Бориса Херсонского не просто безысходно мрачны (на это есть своя поэтическая традиция), основной корпус книги озадачил меня своим депрессивным реализмом — без ожидаемого лирического “катарсиса”. И это первоначальное впечатление получило подтверждение в обнаруженной мной задним числом рецензии Аркадия Штыпеля (“Новое литературное обозрение”, 2004, № 70) на другую книгу Херсонского, “Семейный архив” (Одесса, “Друк”, 2003). Цитирую: “Вероятно, в „нормальном” прозаическом романе говорилось бы: эти люди были такими-то и такими-то и вот что