Это что-то вроде воспоминаний-дневника по следам недавнего путешествия в гости к священнику отцу Василию, неподалеку от Перми. В доме батюшки устроен детский приют, а Зорин привез книги для его обитателей. А заодно и для местной колонии, и для школы.
Такой взгляд — доброжелательно-терпеливый и одновременно трезвый — на приходскую сельскую жизнь нечасто встретишь. К тому же записки Александра Ивановича очень хорошо написаны. Но об этом специально не думаешь, читая. Он как будто следует в них реплике из “Былого и дум”: “Я, впрочем, вовсе не бегу отступлений и эпизодов, — так идет всякий разговор, так идет самая жизнь”.
“…Одна боголюбивая прихожанка наутро после Пасхальной ночи метет каменные ступеньки и поет:
— „Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…”
Из соседнего дома выходит учитель математики и, направляясь мимо церкви в школу, говорит:
— Мария Лукинична, ты какие-то буржуазные песни поешь.
А она:
— Пошел ты на … — и не разгибаясь в том же пасхальном мажоре, — „…и сущим во гробех живот даровав!””
Или вот, например, рассказик отца Василия:
“В армии служил во Львове, в десантных войсках. Не боялся заходить в храмы. Бывал и в костеле. Старая полька, показывая на Распятие, говорила: „Це пан Езус. Его распяли за то, что он принял католическую веру”.
Захаживал солдатик и к старообрядцам. Там его тоже вразумляли. „Видишь, преподобный Сергий на иконе с лестовками, кожаными четками, — значит, наш, старообрядец. А Серафим преподобный — с деревянными. Этот ваш, православный”.
Лет пять назад о. Василий снова оказался во Львове. Идет поздним вечером по улице, навстречу молодая компания. Поравнявшись с ним, кричат: „Слава свободной Украине!” — и ждут, что ответит этот бородатый… Священник подумал: „национальное гонорство я славить не буду”. И ответил: „Богу Святому во веки слава”. Грозные патриоты нехотя посторонились и пошли своей дорогой.
— А ответь я им просто по-человечески — „здравствуйте” или „добрый вечер”, — отмолотили бы, как котлету”.
Здесь еще замечательные портреты детей. Хорошо бы эти записки издать книгой.
Анатолий Кобенков. Бродя по временам… Стихи. — “Континент”, 2005, № 4 (126).
Той дедовой тоске, которой бы хватило
и череды веков, и черепков судеб,
наказано с утра споткнуться о светило
и в поле перейти, чтоб обратиться в хлеб.
Мгновенье — и она из тьмы нам колосится,
и далями косит, и долы колосит,
и в женщине поет, и крылышкует в птице,
и, голос потеряв, в лягушке голосит.
И здесь она, и там, да и куда ей деться,
чтоб душу поразлить и выплеснуть лицо,
над коими прошли и ангел иудейский,
и праславянский бог, и матушка с мацой, —
