В боевом построенье выдвигаются цепи вперед,
Дым в усах ветеранов, в молодых — тишины полон рот.
Егеря, лейб-гвардейцы, штандарты… за отрядом отряд.
На командных высотах полководцы империй стоят.
Но где же Евы этого немноголюдного рая? Конкретных женских образов здесь мало, и они плохо различимы (“Ее черты на расстоянье / Преображает встречный свет”), зато есть развертка женской сути во времени — сначала “стервозная” юность, которая “по бедра в воду заходила и обмирала над волной”, потом зрелость, ценность которой означена словами: “там женственность спасает дом”
Можно сказать, что это книга человека, помнящего о смерти, тень которой сквозит в каждом стихотворении. И о памяти — ведь смерть страшна, только когда ушедшие забыты, то есть умерли окончательно:
Кто в них поверит, когда
В Бога не верим.
Современная цивилизация с ее гедонистическим вектором и культом молодости не то чтобы табуирует тему смерти, но не готова согласиться с природным ходом вещей, ёрничает, отворачивается. А Климов-Южин помнит об этом даже в своем раю. Ведь столяр Вилков, который “лежит, не ведая, что умер”, подобно каждому из нас, — никто во вселенском масштабе, что и печально, и утешительно.
Жизнь, известное дело, коротка, как лето. Но — как и положено в Эдеме:
…ни гнева, ни печали,
Лишь радость и покой.
Можно говорить и о христианских мотивах этой книги, но они в ней не форсируются, ведь и о Христе говорится в человеческом масштабе — “каково Ему было в эти дни уходить?”. Они скорее подразумеваются, когда герой Климова не боится заявить: “Несокрушимым духом торжествую”.
В своей книге “Игра в современной русской поэзии” А. Э. Скворцов условно разделяет поэтов на три группы: архаистов, новаторов и центристов. Архаистам свойственно употребление игры только в качестве одного из поэтических приемов. Архаист “доверяет языку и представляет определенную картину мира, выражаемую этим языком”, играющий новатор “не отдает предпочтения ни одной из систем, стремится избежать репрессии любого дискурса”, а центрист “никогда не станет ни подчеркнуто игрово абстрагироваться от реальности, ни навязывать ей собственные концепции и установки”. Так вот, архаист Климов-Южин как раз не навязывает реальности собственных концепций и установок, он этих установок в реальности же и ищет, подразумевая наличие как в ней, так и в “несовременном” языке несокрытой и очевидной истины.
Ну а если вернуться к разговору о том, что и зачем нужно читателю, — книга Климова-Южина разошлась в магазинах мгновенно.
Ирина ВАСИЛЬКОВА.
Православный протестант?..
Православный протестант?..
Прот. Александр Шмеман. Дневники. 1973 — 1983. [Составление и подготовка текста Ульяны Шмеман, Никиты Струве, Елены Дорман]. М., “Русский путь”, 2005, 720 стр., с ил.
Книгу прот. Александра Шмемана объемом свыше 650 страниц я прочитал за три дня, а откликнуться на нее не мог в течение трех месяцев. Настолько глубока проблематика внутренней жизни о. Александра и настолько неожиданна для его постоянного и внимательного читателя.
Имя о. Александра Шмемана стало известно мыслящим православным в России с конца 60-х —
