— Ну что ж... В таком случае вам надо лично говорить с Георгием Александровичем.
Нет, не хлопнул. Тихо прикрыл.
Однако разговора с Товстоноговым в тот день не произошло. Гога куда-то торопился. Исчез из театра сразу после репетиции. И на другой день после репетиции он спешил, очень спешил на телевидение. Я подошел к нему.
— С Диной... Всё с Диной! — Георгий Александрович демонстративно отвернулся от меня.
— С Диной мы уже разговаривали.
Но это уже вдогонку ему. Не буду же я хватать его за рукав.
— Зайдите ко мне часов в пять.
Но в пять его снова не было у себя — его “неожиданно” вызвали в обком. Это был умелый маневр со стороны Главного. Ведь репетиции шли тем временем. Я был беспомощен — не вырывать же микрофон у мэтра, не отталкивать же его от режиссерского столика...
Впрочем, представляю глаза артистов, которые вдруг это увидели бы! Многие из них при встрече в театре молча прятали глаза. Другие успокаивали: ничего страшного, мол.
И делали вид, что совершенно ничего не произошло. Мол, так и должно быть. Третьи втайне от всех пожимали руку и... советовали смириться:
— Бесполезно. Только не лезьте на рожон.
Я и не лез пока что. Я ждал разговора. А Гога выигрывал время, “внедряясь” в почти готовый спектакль, отсматривая те или иные куски, делая по ним те или иные замечания. При этом, видя меня, сидящего молча за его спиной, он оборачивался, будто советуясь со мной. Но я даже поймал себя на том, что отвечаю ему репликой или кивком. И это тоже была психологически тонкая игра: меня вовлекали в новую ситуацию, приучали к роли “сидящего”, присутствующего, наблюдающего, помогающего ставить, но уже ничего не ставящего самостоятельно режиссера.
На четвертый день Дина Морисовна сама ко мне подошла:
— Марк, вы не передумали?
— Нет.
— Зря. Если вы начнете “выражать свои протесты”...
— Я пока что ничего не выражаю...
— Меньше эмоций, Марк, мой вам совет: меньше эмоций.
— Почему “меньше”?.. Я эмоциональный человек и то, что чувствую...
— А вы не чувствуйте. Вы лучше думайте.
— О чем?
— О том, что происходит. Вам понятно, что происходит, Марк?
— Мне непонятно, — отвечал я.
— А я вам не буду ничего объяснять, — говорила Дина. — Вы сами должны подумать, подумать хорошенько и решить, как вам вести себя дальше.
— Ах вот оно что?.. Вы даете мне эти дни на размышление?
— Конечно!.. Георгий Александрович вас очень любит и не хочет, чтобы вы себя накачивали.
— Дина Морисовна, по-моему, накачиваете меня вы!
