а то переплачешь, —
так мама сказала,
взглянув в никуда.
— На двойки и драки
все слезы растратишь
и плакать не сможешь, когда
наступит беда...
— С сухими глазами
сама затвердеешь.
От жалости станешь
не гладить, а бить.
— Убийцей быть плохо.
Тебе не понравится.
Уж лучше себя дай убить.
— А если беда на меня не наступит?
И как она выглядит — как медведь? —
так я попыталась нарочно быть глупой.
Она не ответила.
Я стала смотреть
туда же:
где тень птичьей стаи металась,
моталась
по грязно-белой стене.
Что птиц в этом небе давно не осталось,
известно и маме,
известно и мне.
Части
Снова выгнали меня из меня.
Не звеню, не полощусь на ветру.
И брожу между скульптурами дня,
словно кошка по чужому двору.
Едкий запах, мерзкий вид, дикий шум...
