Через полчаса меня отвлек хруст гальки, шаги и какая-то возня под дверью, топот. Не дождавшись стука, я пошел отворить дверь, но успел заметить только мелькающие пятки и убегающие спины, скрывшиеся за стеной стриженого кустарника. А под дверью обнаружил целую гору швейцарского шоколада и два десятка желтых тюльпанов в вазе. Доставили их португальские слуги моей гостьи, как выяснилось. Она договорилась с высшей журналистской школой, в которой я столовался и через которую отправлял и получал почту, и оставшиеся три недели я уже шарахался, как Хлестаков, от одного вида приближающихся ко мне людей с конвертами, в половине из которых оказывались деньги. На оставленной моей гостьей визитной карточке я прочел, кто она: фрау Марлен — и далее шло название одной из самых престижных марок европейских автомобилей... Это такой тест: когда ты занят делом, деньги сами тебя ищут и находят. Ну а окажись я не анонимным литератором из России, а раковым больным или китайским художником-диссидентом, помощь мадам вообще могла бы принять угрожающие размеры.
По-настоящему богатые люди осознают, что деньги даются человеку в управление. Богатство и деньги — это не синонимы. Бедняк тот, кто умеет деньги только тратить или копить. Богач тот, кто умеет заставить их работать. Всякая мистика с денег слетает, когда даже самый тупой понимает, что на тот свет их с собой не взять. Король на пороге смерти театрально кричит: “Полцарства за коня!” Хрен ускачешь.
Однажды я разминулся с миллиардером, а было бы интересно с ним пообщаться. Звали его Альфред Тёпфер, и он умер в тот год, когда мне обломилась назначенная им Пушкинская стипендия, гениальная по замыслу: тебе щедро платят, чтобы ты... путешествовал! Несколько дней я прожил на его вилле в устье Эльбы, пользовался его библиотекой, разговаривал с людьми, которые его знали.
Из его кабинета в офисе фонда я как-то по телефону наговаривал что-то для радио, как вдруг меня начал разбирать смех от дикого комизма происходящего. До меня дошло, что модели кораблей на постаментах и в шкафах за стеклом — это не игрушки, а флот Тёпфера, который реально в данный момент продолжает бороздить мировой океан, загружается и разгружается в портах. Только Тёпфера больше нет, и какой-то скиф разговаривает по телефону из его кабинета.
Их было трое друзей в окопах Первой мировой: он, будущий генерал Роммель и будущий писатель Юнгер. Ремарк какой-то или Голливуд. Кормя вшей, они якобы поклялись, что кто из них разбогатеет после войны, тот вложит деньги в развитие европейской культуры. Разбогател один Тёпфер и еще до Второй мировой войны стал тратить значительные средства на эти цели. После войны он посидел в тюрьме, потерял чуть не половину бизнеса, но быстро оправился. Культурный фонд, один из крупнейших в Европе, был его любимым детищем. Своих биологических детей он не очень жаловал, ему казалось, что природа на них отдохнула. Поэтому каждому из них он оставил по особняку под Гамбургом и по два миллиона немецких марок, решив, что это оптимальный размер стартового капитала, о котором он сам и мечтать не смел когда-то, а нет — так этих денег каждому достанет на безбедную жизнь до конца дней. Все остальное он завещал фонду, прописав основные направления его деятельности и защитные механизмы самосохранения в мельчайших деталях. Перед смертью он колебался, не оставить ли все внуку, которого любил. И даже пригласил того однажды на встречу в узком кругу с такими же, как сам, мультимиллионерами. Парень пришел в джинсах, так и не догадавшись никогда, какое атомное богатство пронеслось в тот день со свистом мимо его головы.
— Разве могу я дело всей своей жизни доверить мальчишке, который является в джинсах на встречу с китами немецкой экономики?! — обиженно жаловался девяностолетний Тёпфер моему приятелю-переводчику, русскому немцу.
Хотя, возможно, старик недоговаривал и в последний момент просто пощадил юную жизнь внука, не решившись раздавить ее непосильной ношей своего капитала.
Бог не фраер и лучше знает, сколько на самом деле каждому из нас нужно денег — какое их количество каждый в состоянии нести.
История — всегда воскрешение, а не суд.
Н. Ф. Федоров.
Подробности, расколдовывающие историю.
Ю. Олеша.
Александр Константинович Гладков (1912 — 1976) прославился пьесой «Давным-давно». Пьеса давным-давно оторвалась от имени автора и зажила самостоятельной жизнью. Подозреваю, что восемь человек из десяти, смотревших, как и все население СССР, по многу раз сверхпопулярную «Гусарскую балладу» Э. Рязанова, не свяжут фильм с именем Гладкова.
Вместе с тем Гладков представляется намного значительнее своей репутации драматурга, автора одной замечательной пьесы и нескольких других ныне забытых пьес и киносценариев («Зеленая
