Руссо не сказал ничего нового, просто он вернулся к идеям некоторых античных авторов. Еще Плутарх превозносил полумифического спартанского царя Ликурга за то, что тот отучил народ от роскоши, упразднил “лишние” ремесла, не позволил развиваться искусствам, ввел прославивший Спарту аскетизм. Главным итогом реформ Ликурга стало превращение Лакедемона в крепкое, воинственное государство. Спарта не дала миру ни скульпторов, ни поэтов, ни ученых, но зато покрыла себя славой в бесчисленных войнах. Даже и теперь во все школьные учебники по истории Древнего мира обязательно входит рассказ о героизме царя Леонида и трехсот спартанцев, прикрывавших отступление эллинского войска. Закат Спарты начался с возвращения в Лакедемон золота и серебра, предметов роскоши и т. п. В очередной войне Спарта потерпела поражение и стала превращаться в обычный греческий полис.
Очевидно, это какой-то закон: народ со временем становится более культурным, развитым, образованным, но при этом теряет некие качества, которые прежде помогали ему выжить. В сербском языке есть хорошее слово: “борбеност”. Означает оно активность, воинственность, готовность бороться, боевой дух. Так вот, эту самую “борбеност” народ со временем и теряет. Лев Николаевич Гумилев назвал этот процесс утратой пассионарности и связал его с постепенным исчезновением из популяции активных, энергичных, идейно заряженных людей (пассионариев).
Пока народу ничто не угрожает, утрата “борбености” является скорее благом: исчезают идейные авантюристы, прежде толкавшие своих соотечественников к кровавым экспериментам. Новый фюрер, даже если бы он появился в современной Германии, вряд ли нашел бы себе много сторонников. Немцы (и французы, и англичане) слишком привыкли к хорошей, благополучной жизни, чтоб ею рисковать; они слишком пристрастились к чувственным удовольствиям, чтобы, пусть даже на время, заставить себя отказаться от них во имя некой идеальной цели. Повторюсь, все это очень хорошо, но лишь до тех пор, пока народу никто не угрожает. Против серьезной внешней угрозы народ может оказаться беззащитен.
А угроза, видимо, существует. В принципе, события, описанные в антиутопии Чудиновой, назвать фантастичными нельзя. Мусульмане уже сейчас составляют заметную долю населения Западной Европы. Ассимилируются они плохо, живут своими общинами, по мере возможности сохраняют свои обычаи и традиции. Мусульманки охотно рожают детей, в то время как француженки и немки, англичанки и шведки детей стараются не заводить, ведь они “отнимают счастье”, мешают беззаботной жизни.
Чудинова, а вместе с ней многие ее сторонники, до Михаила Леонтьева включительно, полагают, что спасение Европы придет с возвращением христианства: “Нельзя сказать: ребята, умрем за наши гедонистические ценности. Не умрешь за них… То, за что можно умереть, на самом деле в глубинном смысле дает только вера Христова”. Уж не знаю, насколько искренним был тележурналист, но и он, как мне представляется, не совсем понимает суть проблемы. Борьба с исламским натиском, коль скоро она начнется, потребует не только веры, но и, как ни прискорбно это говорить, ненависти, фанатизма, беззаветной убежденности в собственной правоте. Здесь-то и потребуется невежество Фаллачи и Чудиновой. Оно станет необходимым условием борьбы.
Ваш покорный слуга полагает, что ислам и христианство ведут к Господу — разными дорогами, правда, но ведут. А вот Чудинова находит в исламе сатанинские начала и потому призывает к бескомпромиссной борьбе с ним. Это глупо и несправедливо, но именно с такими убеждениями выигрывают войны.
Религиозные войны ведутся не на небе, а на земле, и побеждает в них тот, чей боевой дух выше. Поверьте, мне тяжело писать эти строки, но война (а Чудинова считает свой роман “произведением военного времени”) диктует свои законы. Прошлый век полностью очистил военное дело от рыцарских предрассудков, от пережитков Средневековья. Война народов, истинно тотальная война не терпит благородства. Ее ведут до конца, до уничтожения противника. Не исключено, что, случись новая религиозная война, она будет похожа не столько на Крестовые походы или на Реконкисту, сколько на Иудейские войны или завоевание Ханаана Иисусом Навином.
Тотальные войны ведут не только оружием, но и пропагандой: надо беззаветно верить в собственную правоту, надо шельмовать противника, приписывая ему все существующие пороки, и т. д. Все это омерзительно, но если война и вправду будет, только такая тактика даст шанс на победу. Шанс, впрочем, невелик, по крайней мере для Европы. Того, кто привык спать на перине и бояться только налоговой инспекции, слишком трудно заставить пойти на лишения. Боюсь, что самым нереалистичным в книге Чудиновой оказывается все, что связано с макисарами. Не уверен, что и в современной Франции найдется достаточно людей, способных к борьбе за идею. А найдутся ли они лет через пятьдесят, когда неизбежный уже процесс морального разложения общества зайдет еще дальше?
История Рима стала примером того, как богатство, роскошь, нега развращают самый воинственный народ. Суровые римляне с течением времени превратились в изнеженных и ленивых созданий. Воевать за них стали арабские, берберские, германские и еще невесть какие наемники. Работать римляне также перестали, перебиваясь подачками от государства и от влиятельных патронов, они проводили время в цирке.
Рожать детей римляне перестали тоже, предпочитая радостям семейной жизни соблазны свободной любви (суровость закона Юлия, каравшего за прелюбодеяние смертью, борьбе с развратом не помогла). Италию стали заселять выходцы из Сирии, которые, в отличие от италиков, детей рожали охотно.
Традиционные культы империи стали приходить в упадок, обожествление императоров опошлило религию. Империю завоевали пришедшие с Востока вероучения. На место Юпитера и Юноны пришли Изида и Кибела, Митра и Христос. Античные традиции изрядно обветшали задолго до падения Вечного города. Когда цветущие земли Римской империи стали занимать варвары-германцы, у некогда воинственных римлян и галлов не нашлось ни сил, ни решимости, чтобы сражаться.
Параллели с современным западным миром напрашиваются сами собой. Упадок христианства, духовной основы Западного мира, интерес к восточным вероучениям (буддизму, кришнаитскому варианту индуизма, исламу), едва ли не всеобщий гедонизм, связанное с ним падение рождаемости. Приток многочисленных переселенцев с Востока, которые приносят с собою свою религию, свои обычаи, свой образ жизни.
“Борбеност” сохраняет лишь молодая и агрессивная Америка. За это и не любят левые
