Фигурновой, О. С. Фигурновой; вступительная статья М. В. Ардова. М., “Собрание”, 2006, 272 стр.
Очевидно, перед нами первая попытка ахматовского “table-talk’а”: здесь и “автобиография”, разбитая на десятилетия (“девятисотые годы”, “десятые годы” и т. д.), и цитатничек по персоналиям — “Федор Михайлович Достоевский”, “Константин Бальмонт” и другие. Скребли, как это и положено записным
Кажется, теперь я отчетливо понимаю, что имел в виду умирающий Борис Пастернак, сообщая склоненной над ним жене — о радости своего ухода из этого пошлого мира.
1 Там, в большом доме в провинции Кламар, он, рукоположенный в конце жизни в священники, возродил и продолжил привычный уклад существования, знакомый нам по романам конца XIX — начала XX века, ну и по “Доктору Живаго”, конечно.
2 Рисунок датирован 6 августа 1921 года.
3 Цитирую по “Указателю имен”: “Голицын Сергей Михайлович (1909 — 1989) — князь, брат В. М., А. М., Е. М., М. М. и С. М. Голицыных. Инженер по образованию. Участник Великой Отечественной войны. Писатель, автор воспоминаний „Записки уцелевшего” (1990)”.
4 Начиная с искусных пропагандистских фильмов и кончая постоянными приемами комиссий Международного Красного Креста.
5 Составители делились со мной своим огорчением, что на их книги в России почти нет отклика (отдельная тема — что издание весьма дорого стоит). Я лишь могу посоветовать им провести социологическое исследование о факте чтения “Архипелага ГУЛАГ” теми, кто не читал его “в свое время” — в сам- или тамиздате. Показатели, боюсь, будут не обнадеживающими, так что и надежды той же Л. К. Чуковской на чтение “ГУЛАГа” свободной от коммунистического режима молодежью, увы, пока не сбываются.
6 Когда Житомирская была уже в “горбачевскую эру” “под занавес” исключена из партии и вынужденно оставила свой бессменный пост.
7 Старая, но не устаревшая статья о нем “Краткая летопись жизни и творчества”, большое интервью писателя, взятое в декабре 1970 года, и беседа Герра с Корнеем Чуковским об авторе “Реки времен”.
8 Из самых причудливых и известных: таинственная связь картины Гойи “Колосс” с кустодиевским “Большевиком”.
9 В сборнике перед стихами стоит, между прочим, и посвящение: “Единственному учителю — Е. Витковскому посвящаю”.
ТЕАТРАЛЬНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ ПАВЛА РУДНЕВА
“Продукт” Марка Равенхилла. Театр Paines Plough (Лондон, Великобритания). Открытие I Фестиваля современной британской драматургии в Москве. 4 июня 2006 года.
Современная пьеса на Западе многообразна, многосложна, многослойна.
В свое время, появившись на российском горизонте, пьесы Марка Равенхилла (“Шопинг энд факинг”, “Откровенные полароидные снимки”) взорвали театральный мир — с них начался тот Запад, который позже привел к феномену “новой драмы”, современной российской драматургии, озабоченной социальными вопросами и поиском взаимоидентификации героя на сцене и зрителя в театральном кресле. С высоты сегодняшней ситуации совершенно ясно, что если бы в то время современная пьеса пришла в Россию не через Равенхилла, а через кого-то другого, скажем, позитивного ирландца Мартина Мак-Донаха — драматурга не меньшего дарования, то интонация новой пьесы в России была бы совсем иной.
Мрачность, насилие, секс, социальность; неблагополучие, нервенность современного героя; загрязненный, но ритмичный уличный язык — британец Равенхилл как “новый рассерженный” накачал молодой российский театр обеспокоенностью, тревогой, актуальностью, публицистичностью. Английскую новую пьесу называют феноменом “In your face”, то есть дословно “В лицо”. Расшифровывается это понятными категориями театра: зрителю “в лицо” выплескивают правду о жизни, одновременно говоря с ним интимным, “шептальным” языком, настраивая на волну солидарности и доверия. Театр жестокий и при этом предельно искренний, вступающий в диалог со зрителем через шок.
Со спектаклем Кирилла Серебренникова “Откровенные полароидные снимки” в Театре им. Пушкина в российский театральный контекст вошли темы бытового и сексуального насилия, гомосексуализма, киллерства, безжалостности судьбы к человеку — и вместе с тем пронзительной любви, преодолевающей смерть. Кульминацией спектакля стала любовная сцена в морге между сексуальным рабом и умершим от СПИДа хозяином. На смертоносных ядовитых простынях мертвецкой творится страсть, любовь — все, что угодно, лишь бы обозначить триумф жизни над смертью, риска над опасностью.
