затворники Великого Затменья
и узники Великого Изгнанья,
смятением объятые и спесью,
как стенами тюремными, за ними,
давясь, как пеной, собственною песнью —
отчаянными, зимними, земными
и гулкими, как музыка, ночами —
оставшиеся, видимо, ни с чем, но
от муки одичавшими очами
то видящие, что — неизреченно.
Дождь
сквозь несметные струи небесной воды,
сквозь бессмертные слезы всеобщей беды,
улыбаясь, идти под намокшим зонтом,
в сонме женщин, осенних ее хризантем,
с увядающим стеблем и детским лицом —
безрассудство
(перед концом)
Книги
Параллельно мрут дерева и люди
(чтоб лежать друг в друге — как рыба в блюде).
А потом — заброшенны и зловещи —
умирают все остальные вещи.
И сперва умирают очки и чашки.
Чуть позднее — запонки и рубашки.
И, в аутсайде в скором (коль то — из драпа,
та — из фетра, —
Умирает стул, умирает кресло.
Чтоб ни в коем ракурсе не воскресло
очертанье то… и (уже без боя)