В подстрочном переводе они выглядели ужасно. Только моя вера в Зиё позволяла сохранять убеждение, что стихи все же хороши! что я подниму их из пепла, и бабочки полетят по-русски!
— Найди ты себе человека, который хоть немного знает русский язык! Кто это переводил? Отставной парикмахер? Что это значит: “Глаза твои имеют пение синими огнями души”? Это просто бред сумасшедшего!
— Почему? — обижался Зиё.
— Потому что нормальные люди так не говорят! Где оригинал? Дай оригинал! С оригинала буду переводить!
— Ты не знаешь язык (см.) в совершенстве, — вздыхал Зиё.
— Ах, я не знаю язык в совершенстве?! Ну и что? Подстрочника хуже, чем этот, я бы все равно не сделал!
— Подожди! Ну что ты кричишь?..
Вздыхая, Зиё раскрывал свою таджикскую рукопись и начинал в ней копаться с тем озабоченным выражением лица, с каким собаки роют норы.
— Сейчас, сейчас, — бормотал он. — Где-то здесь... что-то не могу найти. Сейчас, сейчас...
Текст не попадался, а искать ему надоедало, и тогда он отшвыривал папку и говорил возмущенно:
— Нет, а что здесь непонятно? По-моему, все понятно!
Выхватывал у меня страничку с обсуждаемым куском подстрочного перевода и заунывно выпевал, надеясь, видимо, красотой произношения поднять возможности моего слабого мозга до уровня понимания этих простых вещей:
— Глаза-а-а-а твои име-е-еют пе-е-е-ение си-и-иними огнями души-и-и-и!..
...А потом стихи Зиё пошли на “ура”... а потом началась война и разруха, и вообще все на свете стало неактуально.
Мы выпили. Редька хрустела. Сочная была редька.
— А знаешь, — задумчиво и печально сказал Зиё, покручивая в пальцах пустой стакан. Я бы знаешь что?.. Я бы взял вот так... — Он поднес его ко рту. — Взял бы вот так сердце каждого из них... и пил бы кровь... понемногу... по капельке!..
Губы его подрагивали.
Что я мог сказать ему? “Бедный Зиё! Из кого ты можешь пить кровь! Из тебя самого выпили всю кровь!..”
— Да уж, — сказал я вместо этого. — Десять лет!.. Как будто сто лет прошло.
Так мы провели еще полчаса. Потом Зиё заторопился.
— Да ладно, — сказал я. — Посиди спокойно пять минут. Что тебе эта редакция! Тоже мне — газетчик! Эти ваши газеты мне даже задницу раздражают. Лучше бы стихи писал!
Я сказал это и тут же понял, что мою невеселую шутку нельзя назвать удачной.
Зиё странно посмотрел на меня.
— Э-э-э! Ты еще помнишь, что я писал стихи? — спросил он, усмехаясь. — Ты последний человек, который помнит, что я писал стихи. Кто еще здесь помнит, что было время, когда мы писали стихи?
Стоп-кран
