большой начальник, побивающий человека. И жизнь его стала подобна жизни кота с собакой. Два человека жили сейчас в нем. Один — спокойный и рассудительный, с которым можно было и поговорить, и рюмку принять, — дневной. Другой — несговорчивый и злобный — ночной. Он опасался и того, и другого. Мягкий и кроткий был таким только внешне, а на самом деле — та еще цаца, мог разодрать его, как жабу.
И потому, когда он сегодня ночью услышал голос, позвавший его к себе, голос того самого друга детства, рассказавшего об охоте на мертвых немцев в половодье, он взял весло, отомкнул лодку и погнал ее на другой берег, где, как он рассудил, должен находиться друг. И здесь обязательно надо отметить, что в ту минуту он не знал, что друга на этом свете уже нет, давно ушел, сплыл по той же вешней воде реки Леты. И сам он едва не дал дуба на операционном столе под скальпелем хирурга. Друг же именно тогда и покончил жизнь самоубийством — утопился в речке возле своей хаты. Из той реки, лежа под белой окровавленной простыней, он и услышал его зов. Затрепыхался сомнамбульно и закричал: „Я больше не могу! Не могу! Не могу!” Хирург, когда уже все кончилось, рассказал. Выдрал, избавился от всех трубок, шлангов и капельниц, удерживающих его на этом свете, растребушенный, окровавленный, попытался подняться. Его схватили, грубо повалили на жесткое ложе, откачали. Опять подключили к жизни. Хотя он со страшной, уже неземной, видимо, силой отбивался. А матерился — сестры падали со смеху... Конечно, ничего этого он не помнил: очень уж спешил к другу, отталкиваясь от трупов немцев, что цеплялись за него в реке и время от времени смердно взрывались.
Полумертвый плыл к мертвому как к живому. Торопился на зов друга, так идет, теряя рассудок, зверь на трубный клич другого зверя. И казалось ему, только они двое и были живы в той ночи…”
В этом же номере — глубокая и горячая статья заведующей отделом критики “Дружбы народов” Натальи Игруновой “Вечный сад в зоне уничтожения” — об этом белорусском прозаике (она — переводчик, знаток белорусской литературы): “…„Время собирать кости” — это время считать грехи. Тот же Судный день. Мы не заметили, что он уже наступил, живые мертвые души. Оживить их (нас), как известно, способна лишь живая вода. Слезы палача — вода мертвая. Водка — вода огненная — выжигает нутро. Живая — слезинка ребенка, „сиротская слеза” порушенной земли, задушенной экскаватором кринички. Лишь они способны, пробив душу, омыть ее, дать возможность подняться. Затоптанная криничка все-таки „улыбается с того света”, пробивается в жизнь. „И надо надеяться, надо ждать и надеяться. Надо жить””.
Под текстом статьи поразительная дата: 1988 — 2006 и реплика о том, как получилось, что эпиграфами к
Александр Колесов. Культурная зависимость. Интервью журналу “IGNAT”. — “IGNAT”, Владивосток, 2006, № 2-3 (12- 13) <http://ignat.com>.
Диакон Андрей Кураев. Право быть с Богом на ты. Беседа с Мариной Борисовой для рубрики “Что христианство принесло в мир?”. — “Фома”, 2006, № 12 (44) <http://foma.ru>.
“
— Не надо иллюзий. „Человек улицы” никогда этими вопросами не интересовался. Что всегда реально пользуется спросом на рынке религиозных услуг — так это магия, ритуалы, обряды, ощущение некой мистической защиты, гарантии, что злая потусторонняя сила не вторгнется в мою жизнь и не поломает ее. Ну и, естественно, если есть возможность — эксплуатация позитивной религиозной энергии в свою пользу, обычно материальную. Вот что обычному человеку нужно от религии.