И как только себя нам приносит музбыка чудная,
небеса отверсты стоят, распахнуты, ты показываешь мне: “Стоп!
то тебя морочит сила безликая и подспудная,
весь в присосках и струпьях подземный черный циклоп!”
Это он вещает сквозь нас — чем болели, рыдали, скандалили.
И — тысячи дев-тимпанниц и юношей с кимвалами на весу
ударяют по струнам в блаженнейшей глоссолалии,
теряя сердце в ущелье, теряя разум в лесу…
Он повсюду тебе мерещится — на кривом загривке сутулого
и в туманном глазу близорукого — след и тень от его хвоста.
Словно вовсе и нет Давида на эту тоску Саулову.
И Саул беснуется с пеною изо рта!
Эфиопы
Бессонница — высылка, ссылка
на остров, где змеи снуют,
в багряной луне эфиопы
в тамтамы неистово бьют.
Сверкают белками: — Узнала?
В биении гулких кровей
мы — те же, но только ночные
насельники жизни твоей.
Твоих рудников и подвалов
исчадья, отребье — так рцы:
“Рабы мои верные! Братья!
Психеи моей близнецы!”
…Гляжу я — о горе! — сплошь мавры,
а лица — знакомы и — кто ж?..
Надменные взоры в литавры
как грохнут, когда и не ждешь.
И все, что при свете ждала я,
звала, замышляла вчерне,
