Луис выглядел немного растерянным, но взял себя в руки и поздоровался со мной.
— Ты знаешь, — сказал он, — Мигель учится в Столице. Скоро у него рождественские каникулы. Может быть, ты собираешься в город в это время или попросишь кого-нибудь из хороших знакомых, чтобы мальчика привезли?
Я знал, как тяжело переживал разлуку Елисео. Он редко говорил о внуке, но, случайно вспомнив эпизод из детства Мигеля или натолкнувшись на книгу, которую тот любил перелистывать, Елисео прерывал разговор и надолго замолкал.
— Все удачно совпадает, — ответил я. — Я собирался с товаром в город на Рождество. Конечно, Мигеля я привезу.
Луис поблагодарил меня молчаливым рукопожатием и сразу ушел. С Елисео они не сказали друг другу ни слова.
Я как раз не собирался возвращаться в город, но, даже не глядя на Елисео, чувствовал, как он обрадовался. Это был такой дорогой рождественский подарок, что не сделать его я не мог.
— Спасибо тебе, — сказал Елисео и добавил: — Это он приходил извиняться.
48
Пансион располагался в четырехугольном большом доме с широким внутренним двором, похожим на плац. Воспитанники жили в узких комнатах, напоминающих монашеские кельи. Распорядок дня был жестким, но учили в пансионе, на мой взгляд, совсем не плохо, а кормили — просто хорошо. Хотя мясо и было редкостью.
Самым трудным для Мигеля была не строгость распорядка, а та преграда, которая неожиданно возникла между ним и его мечтой. Мечтой, которая уже превращалась в конкретный план. Когда Луис объявил ему, что он остается в пансионе, мальчик кивнул и не сказал ни слова. Только его смуглое лицо стало пепельным.
49
Нельзя сказать, что Мигелю так уж плохо жилось в пансионе. У него довольно быстро появились друзья. Учиться он любил и разбирал трудные задания с удовольствием. Учеба помогала ему справиться с тоской по городу, Елисео и Мануэлю.
По маленькой Изабель он почти не скучал. Если он закрывал глаза, то видел на внутренней стороне век ее лицо, видел, как она вытряхивает камешек из сандалии, держась за плечо своей долговязой подружки. Ему ничто не мешало рассматривать ее своим внутренним зрением. Она не могла ему ответить, но ведь этого не случалось и наяву.
Учиться в состоянии сосредоточенной обиды, может быть, вообще лучше всего. Даже не потому, что ты хочешь кому-то что-то доказать, а потому, что твоя агрессивность находит в учении неожиданный выход. И ты занимаешься так же зло, как бьешь молотком по камню.
50
Я зашел в пансион, как только вернулся из города. Мигель мне обрадовался, хотя и не знал, зачем я пришел. Одно он угадал верно: со мной было письмо от Елисео — вчетверо сложенный незапечатанный листок плотной бумаги. Мальчик тут же развернул его и прочел. Дед писал: “Мигель, скоро мы увидимся, это — главная новость. Надеюсь, ты не очень мучился своим заключением. А я вот тяжело переживал нашу разлуку, и не я один. Мануэль спрашивал о тебе. Старик очень к тебе привязан. Остальное — при встрече. Мне не писать тебе хочется, а растрепать твои волосы. Елисео”.
Мальчик поднял глаза:
— Когда?
— Твои наставники говорят, что ехать можно послезавтра. Мы поедем вместе.
— Значит, нужно пережить еще две ночи и один день.
И, кивнув на прощание, Мигель ушел в свою комнату.
