Новый Мир ( № 10 2007)

Кирилл Анкудинов. С золотым тавром… — “День литературы”, 2007, № 7, июль <http://zavtra.ru>.

“Я хотел бы обратиться к опыту Вадима Кожинова, человека, проделавшего сложную эволюцию: от теоретика литературы к публицисту, историческому политологу и автору глубоких социокультурных расследований (замечу, что на протяжении всего этого пути и во всех ипостасях Кожинов оставался идеологом). В середине этой эволюции (с конца шестидесятых по начало восьмидесятых годов) Вадим Кожинов сознательно взял на себя роль „профессионального делателя поэтов”. Он осуществил проект по внедрению в литературную ситуацию и в сознание советской аудитории поэзии определенного вектора (не стиля, не жанра, даже не течения, а именно — вектора)”.

“Всех этих поэтов — по крайней мере формально — можно было вписать в расплывчато-общую парадигму, очерченную такими категориями, как „реализм”, „традиционализм”, „исконные ценности” (и такими концептами, как „верность Истории”, „память и корни”, „восприятие мира сердцем”). Но после того как в „проект Кожинова” пришел молодой кубанец Юрий Кузнецов, эта парадигма, и прежде трещавшая по всем швам, буквально пошла вразнос. Идеология „поэтического проекта Вадима Кожинова” направлялась против модернизма (как в его вторичном, „вознесенско-евтушенковском” варианте, так и в первооснове, напрямую идущей из „серебряного века”); Юрий Кузнецов же — был бесспорным модернистом. Основным врагом Кожинова (причем не только политическим, но и эстетическим) стал „дискурс двадцатых годов”, продленный в шестидесятые годы; Кожинов поставил перед собой задачу преодолеть, изжить этот дискурс, знаменовавший разрыв между Россией дооктябрьской и Россией послеоктябрьской, советской. Преемственность того или иного культурного явления по отношению к „дискурсу двадцатых годов” — для Кожинова формулировка, которая равносильна приговору. Однако — словно бы по злой насмешке — корни поэтики, эстетики и метафизики Юрия Кузнецова напрямую уходили в романтическую поэзию тех самых злополучных двадцатых (и тридцатых) годов — к Луговскому, Симонову и Багрицкому. Оппоненты Кожинова (в том числе оппоненты Кожинова из своего, консервативно-патриотического стана) не преминули указать на это обстоятельство…”

Дмитрий Бавильский. Всех живущих прижизненный друг. — “Взгляд”, 2007, 16 июля <http://www.vz.ru>.

На смерть Дмитрия Пригова. “Одной из важнейших заслуг Дмитрия Александровича стал вклад в поэзию и его бархатная поэтическая революция — вскрыв пустотную природу авторского (назначающего) жеста с помощью избыточной и нарочитой графомании и постоянной смены масок (сегодня я буду поэтом-почвенником, а завтра пишу от имени невесты Гитлера), Пригов раз и навсегда изменил строй русской поэзии. Сам ее химический состав”.

См. также: Дмитрий Пригов, “Три стиха о современности” — “Стенгазета”, 2007, 9 июля <http://www.stengazeta.net>.

Дмитрий Бак. Работа Пригова. — “Ежедневный Журнал”, 2007, 19 июля <http://ej.ru>.

“Дважды при мне Д. А. рассказывал одну и ту же историю. Человек приходит к знатоку и показывает стихи. Тот изрекает: похоже на каких-то второстепенных акмеистов, интересно! — Да нет, это мой сосед написал! — Тогда чушь собачья! — Но он же специально так написал! — А, тогда интересно!

Подлинное художественное намерение может остаться самим собою в каком угодно текстовом облике. Или не остаться — если оно наносное, не пережитое. И наоборот — привычно „высокая”, привычная стилистика еще ничего не гарантирует, легко превращается в штамп. Главное у Пригова: в искусстве не гарантирует ни строгость, ни показной эпатаж, ни классическая сдержанность, ни демонстративные парадоксы и кульбиты, не подкрепленные серьезностью намерений. Путь авангардистов как таковых не совпадает с путем Пригова. <…> Кричащий кикиморой Пригов не кикимору славит и не попранную ею сладостную гармонию поэтической классики. Он кричит об ином: в искусстве, как и в жизни, более не существует никаких гарантий”.

Ольга Балла. Мусор как конструкт (Заметки к культурологии отбросов). — “Двоеточие”, № 7 <http://polutona.ru>.

“Культура обращается к мусору, грязи, отбросам, всякого рода метафорическому и неметафорическому „трэшу”, когда испытывает повышенную потребность в источниках роста, изменения, проблематизации привычного. И когда это вызывает протест у сторонников более классичной эстетики — в этом стоит видеть не только косность и узость, но и нормальную защитную реакцию культурного организма. (Отдельный вопрос, что иной раз она действительно нуждается в преодолении.) Ведь „копание в мусоре” действительно разрушительно. Действительно опасно. Что-что, а мусор как эстетический объект и материал (всякая эстетика предполагает, явно или неявно, некоторую космологию) точно не гарантирует никакого устойчивого развития, никаких светлых перспектив. Он всего лишь помогает преодолеть наличное состояние, когда оно чувствуется недостаточным, — чтобы потом снова оказаться на периферии. Просто потому, что там ему самое место”.

Константин Богданов. “Нам необходимо деконструировать языки власти”. Фольклор как воля и представление. Беседу вел Сергей Шаповал. — “Московские новости”, 2007, № 29, 27 июля <http://www.mn.ru>.

Говорит доктор филологических наук, научный сотрудник Пушкинского Дома, профессор Университета Констанц (Германия) Константин Богданов: “Сегодняшний фольклор — это анекдоты, ходячие словечки, словесные и поведенческие знаки, по